Среди деловых разговоров мне удалось без помехи сообщить Горькому о происшедшем в Петербурге: о судьбе журнала и руководителей журнала, особенно Поссе, с которым Горький в то время был очень близок. Мне казалось, что эти сведения могут пригодиться ему при допросах».

По-видимому, Пятницкий кое-что характеризует не совсем точно, и упрекать его за это нельзя, так как о чем-то он не мог знать. Дело не в том, что Покровскому были скучны деловые разговоры о литературе. По воспоминаниям Скитальца, Покровский как раз являлся «поклонником таланта Горького». К этому следует добавить, что он вообще был любитель литературы и имел большую личную библиотеку.

Скорее всем своим видом и поведением во время свидания он давал большую свободу для беседы арестованного с посетителем. Тот же Скиталец вспоминает: «Он (Покровский. — В.Б.) делал для нас всевозможные поблажки, чтоб облегчить нам наше положение».

Про одну из таких «поблажек» стоит сказать особо. Среди книг, доставляемых Горькому в тюрьму, был и четвертый номер журнала «Жизнь». Того самого, который ликвидировали за антиправительственный характер!

Мало того, именно в этой, четвертой книжке журнала по недосмотру цензора была опубликована «Песня о Буревестнике», написанная в доме Лемке, где и арестовали Горького какие-нибудь две недели назад!

Представляете, ходит по камере «политический» со свежим журналом в руках и читает собственное сочинение: «Буря! Скоро грянет буря!»

А теперь можно перейти непосредственно к тому письму, которым Горький ответил на запрос Юрия Александровича Покровского и которое его жена в конце 50-х годов принесла в редакцию газеты «Ленинская смена».

Все здесь воистину удивительно, начиная с самого брака и кончая отношением начальника тюрьмы к арестованным. Естественно, хотелось побольше узнать о людях, с которыми Горького при столь необычных обстоятельствах столкнула судьба.

Мне удалось отыскать тетрадку жены начальника острога Анны Александровны Покровской, на обложке которой она начертала: «История моей жизни».

Дочь провинциального коллежского асессора, она успешно кончила епархиальное училище и получила свидетельство о праве быть домашней учительницей. Вышла замуж за человека, которого знала с малых лет, как взрослого, и поэтому никак не могла предполагать, что он станет ее мужем. Да еще плюс к тому человек этот служил начальником тюрьмы.

Анна Александровна пишет: «Муж мой занимал место начальника тюрьмы, был он старше меня на 14 лет, и я выходила за него не по страстной любви, как это делается теперь, но он мне был очень симпатичен, и мы с ним договорились так: „Если я найду кого лучше его, то я скажу и мы добровольно разойдемся“. Но этого не случилось, потому что я скоро к нему привязалась и полюбила его, да и нельзя было его не полюбить, хороший был человек, и мы с ним прожили дружно, любя друг друга, 19 лет».

Анна Александровна продолжает: «Моя свадьба была 6 мая 1901 года. Венчались мы в тюремной церкви, все арестованные пожелали присутствовать на нашем венчании, так как очень любили начальника и пожелали за нас помолиться.

В этом году в тюрьме были арестованные М. Горький и Скиталец, которые каждый вечер пели в своих камерах. Особенно мне запомнилась песня „Солнце всходит и заходит“, так как пелась чаще всех. Горький страдал болезнью легких, и мой муж, делая обход, часто… носил Горькому портвейн в пузырьках для подкрепления сил, а некоторым (арестованным. — В.Б.) совал коробки с папиросами. Он сердечно относился особенно к политическим и все время говорил мне, что вполне разделяет их идеи и планы.

С Горьким муж мой советовался относительно брака со мной и однажды познакомил меня с ним».

При каких обстоятельствах это произошло, мы уже знаем из письма Горького.

Наблюдения над такими людьми приводили Горького к выводу, что наиболее чуткие к общественным изменениям люди из среды господствующих классов не только видели неизбежность крутых перемен, но и начинали «выламываться» из своего круга. Известные примеры тому — Бугров, Савва Морозов, а в творчестве Горького такие бунтари-купцы, как Фома Гордеев, Егор Булычев.

Своими наблюдениями над столь необычными людьми Горький делился с друзьями, например с художником Нестеровым, гостившим у него 24–25 июля 1901 г. и тогда же написавшим его портрет. Нестеров писал своему другу Турыгину о Горьком: «„Высидка“ его в Нижегородской тюрьме не отразилась на нем угнетающе. Он вынес из нее много наблюдений и лишний раз убедился в добродушии русских людей».

…Надо ли говорить, с каким чувством Юрий взял в руки листок в продолговатую клеточку, покрытый мелкими, как бисер, — каждая отдельно — буквами. Письмо это сыграло решающую роль в его жизни. Все подозрения были сняты. Он смог по-прежнему спокойно трудиться. В годы войны Юрий Покровский был призван в ряды Советской Армии и погиб, защищая Родину.

Прежде чем вместе с заключенным Пешковым окончательно покинуть камеру Нижегородского острога, не пожалеем времени на то, чтобы заглянуть, как выражаются специалисты, в творческую лабораторию писателя.

Тюрьма и творческая лаборатория?

Нет, читатель, вы не ослышались. Что бы ни случилось с настоящим талантом, куда бы ни бросила его судьба, в тюремную камеру или лагерный барак, он будет продолжать свою творческую работу, и здесь протестуя тем самым против насилия. Будет работать, даже не рассчитывая на обнародование своих рукописей при жизни. Но в данном случае существенна не только эта сторона психологии творческой личности, но и то, о чем напишет Горький сразу по выходе из тюрьмы.

…Арестовали Горького, когда он писал свою первую пьесу, «Мещане», о чем сообщал Пятницкому: «Когда я писал „Мещан“, меня арестовали на 3-м акте». Даже в обстановке тюремного заключения не переставал он размышлять о пьесе. «Я думаю работать здесь, но еще не начал. Жаль, что отобрали пьесу, я бы ее и писал теперь».

Вот тут-то совершенно неожиданно пригодились тюремные встречи и впечатления. В «Мещанах» появляется Елена, 24-летняя вдова смотрителя тюрьмы, живущая в доме Бессеменова. И именно в третьем акте, на котором прервалась работа Горького в связи с арестом, появляется такой монолог.