— Они были знаменитые?

— Они были… всякие. Кто тебе сказал, что интересны только знаменитости? Мама?

— Ничуть не мама… Сама подумала… Ой, смотри, коты дерутся на крыше!

— Где? — Винцент Аркадьевич с живостью приткнулся к Зинуле.

— Вон, на сарае…

3

Рыжий и серый коты короткими ударами лупили друг друга по усатым мордам. Потом сплелись в клубок и покатились по шиферной крыше. Сорвутся? Нет, на краю коты расцепились, отскочили друг от друга, вздыбили спины и распушили хвосты.

— Как на ладони, — с удовольствием заметил Винцент Аркадьевич. — А ведь простым глазом и не разглядишь: где это?

— Деда, а он во сколько раз увеличивает?

— В сорок… Только не увеличивает, а приближает. И не он, а она. Это же подзорная труба.

— А я думала — телескоп…

— Ну… да. Она может служить и телескопом. Собственно говоря, я исходил как раз из этих соображений, когда покупал… Вообще-то такие трубы раньше использовались в стрелковых тирах, чтобы издалека наблюдать попадания в мишени… Но разглядывать кратеры на Луне и спутники Юпитера в нее тоже можно…

Винцент Аркадьевич говорил с увлечением. Но не стал добавлять, что и земную жизнь разглядывать в сорокакратном приближении ему тоже нравится.

Нравится смотреть, как по дальней насыпи бегут милые сердцу грузовые составы, резвые зеленые электрички и разноцветные экспрессы. Как в сквере позади старого закрытого кинотеатра мальчишки гоняют пятнистый мяч. Как в просвете между кирпичными домами блестит кусочек реки и по нему проскакивают юркие катера. И как в стеклянной кабине, вознесенной высоко над тополями, юная крановщица в желтой косынке двигает рычагами (кажется, что она в пяти метрах от тебя)… Нравится читать объявления, приклеенные к ярко-синему павильончику автобусной остановки, который недавно поставили в соседнем квартале. Ну и многое другое. Вообще всякую жизнь…

Длиный девятиэтажный дом, в котором жил Винцент Аркадьевич, занимал полквартала на Тобольской улице. Другая сторона улицы была одноэтажная — с бревенчатыми домами, палисадниками и лавочками у калиток. Позади косых заборов зеленели обширные огороды. Улица тянулась по верху пологого склона, и вид из окон пятого этажа открывался просторный.

За огородами виден был громадный пустырь. Среди репейных джунглей и чертополоха торчали бетонные балки, валялись треснувшие панельные плиты и ржавела брошенная стрела подъемного крана. Когда-то городские власти надумали строить там новый квартал. Сил и денег, однако, хватило только, чтобы вырыть два котлована для подвалов.

Теперь котлованы превратились в покрытые ряской пруды, а среди строительного мусора паслись козы и бродили вольнолюбивые коты. Они, наверно, воображали себя рысями и леопардами. Впрочем, на коз коты не нападали, зато часто дрались друг с другом.

Иногда на пустыре играли в индейцев мальчишки.

За пустырем виднелись дома улицы Стахановской. Двухэтажные, обшитые почерневшими досками строения с квадратными окнами и деревянными балкончиками. Построены они были в давние времена, которые назывались “эпоха первых пятилеток”. Давно следовало их снести и дать жильцам нормальные квартиры. Но на это у городского начальства, конечно, тоже не было денег.

За крышами синел дымчатый лесной горизонт.

Винцент Аркадьевич поводил трубой по зубчатой кромке елового леса. Потом поймал в объектив маневровый тепловоз, неторопливо катившийся по далекой насыпи. Далекой — это когда смотришь просто так. А если в трубу, насыпь — вот она. Различим каждый стребелек на откосе, каждый цветущий одуванчик. А в открытом окне кабины виден усатый седой машинист и рядом, под локтем у него, лопоухий пацаненок в полосатой майке.

Винцент Аркадьевич привычно вздохнул. Конечно, хорошо, что есть внучка Зиночка (родная и любимая, несмотря на все вредности). Но жаль, что Клавдия не догадалась родить заодно и мальчишку. Могла бы постараться. Вон у Максима Гавриловича Ступки невестка принесла из роддома аж целую тройню! И все пацаны…

Винцент Аркадьевич вздохнул еще разок и повел трубою вниз, на пустырь. Там наскакивал на мирных коз бестолковый клочкастый щенок. Козы лениво мотали рогами и по-лошадиному отбрыкивались от дурня задними ногами. Щенок наконец обиделся и ушел…

— Деда, а на Луну ты дашь мне посмотреть? — напомнила о себе Зинуля.

— Луна будет вечером.

— Иногда она бывает и днем.

— Да, — сдержанно согласился дед. — Но в эти дни она восходит после восьми часов вечера, на востоке. Сейчас полнолуние…

— Деда… я тебе надоела, да?

— Ну что ты такое говоришь, — устыдился своей сухости Винцент Аркадьевич. — Просто я… гляжу в окуляр и в это же время думаю о своей работе. Поэтому неразговорчивый…

— А в эту трубу можно открыть новую звезду? Или они уже все открыты?

— М-м… не знаю. Я ведь не астроном… Наверно, можно открыть. Какую-нибудь сверхновую…

— Как это “сверх”?

— Бывает, что в небе зажигается новая звезда, которой вчера еще никто не видел. Где то в космосе была она совсем маленькая, даже для телескопов неразличимая, а потом вдруг разгорелась, взорвалась ослепительным светом. И кто ее первый увидит — тому честь и слава…

— А! Тогда я знаю!

— Что ты знаешь? — подозрительно спросил Винцент Аркадьевич, не отрываясь от окуляра.

— Я догадалась! Ты специально купил трубу, чтобы открыть сверхновую звезду!

— Что за глупости! Я купил… просто ради удовольствия. Потому что с детства мечтал о такой оптике, да все не мог собраться. То денег не было, то времени… А звезду… гм… подожди-ка… Ха! Кажется я и в самом деле… открыл что-то такое…

Звезда была не на небе. На пустыре. Среди свежих лопухов что-то синело, и на этой синеве как раз и светилась звезда. Белая, пятиконечная.

Может, упала с неба и застряла в зарослях? Чем не сюжет для нового рассказа…

— Где звезда? — Зинуля решительно оттерла деда от телескопа. И тут же изошла шипучим презрением:

— Это просто Печки-Лавочки!

— Что за лавочки?

— Прозвище такое, вот что! Вовка Лавочкин из нашего класса!.. Балда такая! Что-то прячет в траве. Или рогатку, или дневник…

— Ну-ка… — Винцент Аркадьевич в свою очередь оттеснил Зинулю.

Да! Вовка там или нет, но безусловно мальчишка. Он стоял на четвереньках, сунув голову в лопухи. Теперь можно было различить зеленый школьный рюкзачок и рубчатые подошвы кроссовок с желтой прилипшей кожурой тополиных почек. А между кроссовками и рюкзачком был тощий зад, обтянутый пестрой материей. На этом заду и была звезда. Вернее, на его левой половине. Мальчишка попятился, и стало видно, что правая половина зада расцвечена красными и белыми полосами.

Ясно стало, что Зинулин одноклассник одет в костюм, сшитый как бы из американского флага. Такая мода появилась пару лет назад. На рубашке сзади обычно красовался разлапистый штатовский орел или ковбой на вздыбленном мустанге.