Ничего себе «небольшой результат». Я возрадовался, как пацаненок, которому объявили об отмене порки. Крутнулся на сиденье и сделал два оборота. И сразу испугался:

— Вовка, а ты думаешь, Стас… то есть Махневский, послушает этого…

— Егора…

— Ага, Егора! Послушает?

— Уже послушал… А может, просто подчинился внушению. Немому… Не знаю… Егор ушел, а я заперся в кабинке и ждал, когда он вернется. Он пришел опять и сказал… то, что я тебе сейчас…

— Вов, а это точно, да?

На секунду он опять вперил в меня синие «смотровые щели».

— Иван, я отвечаю за свои дела. Я на задании…

— Извини, — с великим облегчением попросили. Если останется квартира, все можно будет наладить в жизни. Устроюсь в какое-нибудь издательство, пусть хотя бы корректором. Или младшим редактором на ТВ, однажды меня звали на местный канал. А то, глядишь, и в «Нью-электрике» перестанут злиться, позовут обратно…

— Завтра начну копать дальше, — пообещал Вовка. — Все вернуть, конечно, не удастся, вы с вашим «Звонким утром» столько всего… прозвонили… Ну, хоть что-нибудь… — Он опять выудил из-под подушки револьвер «Пикколо».

— Аккуратнее, не нажми спуск…

— Я осторожненько, — пообещал Вовка. И нажал. Пуля с воем ушла в открытую форточку. Сбила листья с клена. Сквозь ветки, перепуганно мявкая, канул вниз соседский кот Елисей — он добирался до уровня четвертого этажа, где обитала его пассия, ангорская Нюрочка. Из часов ошалело выскочила кукушка и прокричала девять раз, хотя было пять минут восьмого.

Я отобрал у струхнувшего Вовки револьвер и спрятал в карман.

— Я нечаянно… — пробормотал провинившийся ангел.

— Вовка, а почему этот Егор… он ведь должен охранять Стаса, а вдруг взялся помогать тебе? И мне…

— Не тебе и не мне, а ему. Стасу… Он ведь должен заботиться не только о махневских прибылях, а еще чтобы тот хоть маленько оставался человеком. Если не поздно…

«Может, еще не поздно?» — мелькнуло у меня.

— Вов, а он, Егор-то, у Махневского кто? Постоянный ангел-хранитель или тоже… по командировке?

Вовка вдруг заметно надулся:

— Откуда я знаю? Мы не про это говорили… Кажется, я что-то не то сказал. Но разве угадаешь, о чем позволено говорить с ангелами, а о чем не надо? Я думал, как замять неловкость, а он вдруг спросил — совсем уже другим тоном, смущенно так:

— Иван, у вас нет кассеты «Приключения Буратино»? Это мое любимое кино.

— М-м… нету…

Видеокассет было немало, но все из другого репертуара. Фильмы Феллини, всякая голливудская продукция (которую обожала Лидия), разные концертные записи…

— Может, поставить «Звездные войны»? Есть весь набор…

— Не-е… — Вовка поморщился. Я засуетился:

— Да о чем разговор! Сейчас сгоняю в «Детский мир», там целый отдел таких кассет! «Буратино» есть наверняка.

— Не ходи! Он же дорогой, двухсерийный!

— Это надо же, мальчик говорит «дорогой»! — взвыл я с интонацией одесского обывателя. — После того, как мальчик вернул разорившемуся неудачнику его жилплощадь! — И сразу испугался: вдруг опять не так сказал?

Но Вовка засмеялся.

Я попросил уже из прихожей, торопливо надевая туфли:

— Поскучай немного, я вернусь через двадцать минут. На звонки не отвечай, никому не отпирай.

— И тете Лидии?

— У нее свои ключи!

… Когда я вернулся с кассетой, Лидия была дома и занималась Вовкиной «санобработкой». Он сидел на вертящемся стуле, как в зубоврачебном кресле. Лидия мазала ему скулу каким-то кремом. Оглянулась.

— Вместо того чтобы где-то шастать, мог бы оказать ребенку первую помощь. Он весь побитый и ободранный.

— В самом деле, свинство с моей стороны, — искренне покаялся я.

Лидия решительно засучила Вовкины штанины.

— Подними колени. Их что, тёркой драли? — И зазвякала пузырьками.

— Не надо, они уже засохли!

— Цыц.

— Только не йодом! — взвыл Вовка. — И не зеленкой!

— Не дергайся! Это перекись водорода, она не щиплет…

— Правда?

— Какие все мужики трусы. И взрослые, и мальчишки… и даже ангелы небесные.

Видимо, она до конца так и не прониклась, кто Вовка на самом деле. А я? Разве проникся полностью? Вовка он…

— Вовка, ты доверься Лидии, она специалист, — слегка подхалимски сказал я. Она заклеила торчащие колени пластырем и обернулась.

— Я не понимаю: почему ты все «Вовка» и «Вовка»? Разве нельзя обращаться к мальчику поинтеллигентнее?

— Он сам так назвался…

— Да, — защитил меня ангел-хранитель. — Я сам. А как еще? Не Вовочка же! И «Вову» я тоже не терплю.

— Может быть, Володя? Или Владимир, в конце концов… Он сморщился, будто правда сидел в кресле у дантиста.

— Ну хорошо, — произнесла Лидия тоном чеховской дамы (она любила иногда примерять на себя такие роли). — Я буду звать тебя на французский манер: Вольдемар. И не смей возражать.

Я сморщился не хуже Вовки. Но он вдруг весело согласился:

— Идет! Только вы называйте — «Вольдемар», а Иван все равно — «Вовка».

На том и порешили.

Я приволок из спальни телевизор-моноблок и засунул кассету.

— До ужина никакого кино, — распорядилась Лидия. — Вольдемар, ты как относишься к вареникам с картофелем? Или сварить сосиски?

Вовка сказал серьезно:

— Я к любой земной еде хорошо отношусь… — Но тут же спохватился: — Кроме супа! А из супов я люблю только окрошку. Бабушка готовила…

Что-то царапнуло меня, но Лидия сохранила невозмутимость:

— Учтем. Но сегодня у меня нет кваса.

Она сварила и вареники, и сосиски. Вовка умял то и другое, только пофыркивал над тарелками, за что получил замечание от Лидии. Потом она одобрительно сказала:

— В твоем возрасте надо есть побольше, ты слишком худ.

«Ненормальная, что ли? Какой возраст, он же ангел! И ест, скорее всего, просто так, ради развлечения, чтобы окунуться в земные радости… А почему она не спросит, чего Вовка добился в наших делах? Неужели ей все равно? Или все еще не верит в него? »

Я увесисто проинформировал Лидию:

— Вовка сделал так, что не надо расставаться с квартирой.

— Я уже поняла это по вашим довольным лицам… Вольдемар, ты опять вытираешь руки о штаны? Вот салфетки!

— Ой… я нечаянно. Тетя Лидия, я не хочу чаю, спасибо. Можно я теперь включу «Буратино»?