Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаю-знаю… Убийство охранника, похищение кандидата в депутаты – и все в одном помещении. Такое чувство, что здесь не ателье, а провальная яма[4].
– Вернемся к вашим вопросам, – перебила его Надежда.
– Адрес постоянной регистрации?
Она ответила, и он внес ответ в протокол, также записал ее должность и место работы.
– Образование?
– Высшее.
Вписав последнее слово, Осташевский положил ручку на стол:
– Поговорим откровенно.
– А я не собиралась вам врать.
– По какому случаю состоялся вчерашний прием?
– По случаю открытия нового направления – пошива мужских костюмов.
– Насколько мне известно, вы начали шить их месяц назад, а прием устроили только вчера. Почему?
– Могу объяснить, – Надежда недовольно поежилась. – Мы планировали приурочить прием к открытию новой гостиной. Но открытие откладывалось, и тянуть дольше не было смысла.
– По какому признаку выбирались приглашенные?
– Все они – клиенты Анастаса Зеноновича. Перешли к нам вместе с ним из ателье на Кутузовском.
– Своих знакомых на прием приглашали?
– Помимо клиентов Тищенко, на приеме присутствовал закройщик Соколов, моя мать, администратор Виктория, фотограф и мой знакомый – адвокат Фридманович.
– Зачем был нужен адвокат? – заинтересовался Осташевский.
– Я пригласила его как друга.
– Вы не упомянули охранника и официантов. Сколько их было?
– Трое. Всех отпустили, как только в гостиную принесли Шимаханского.
– Давайте по порядку. На какое время был назначен прием?
– На восемь часов.
– Двадцать ноль-ноль, – Осташевский вписал в протокол несколько строк. – Во сколько начали по факту?
– Примерно в это же время.
– Почему – примерно? Вы не присутствовали?
– Я задержалась.
– Причина?
– Пуговицы.
– Краткость – сестра таланта, – заметил Осташевский. – Но, боюсь, что не в этом случае.
Надежда с вызовом объяснила:
– На вечернем платье, которое специально шилось к этому дню, есть тридцать маленьких пуговиц. Их нужно застегивать.
– Сколько? – удивился следователь.
– Тридцать штук. И все – на спине.
– Понимаю – пока вы застегивались, вы опоздали. И что же? В начале приема не было никаких вступительных слов или напутствий?
– Гостей встречала моя мать. Она всех поприветствовала. Мероприятие проходило в свободном формате с единственной целью – привязать клиентов к новому месту.
– Вот и привязали… Но только не все уцелели.
– Неуместное замечание.
– Прошу меня извинить, – усмехнулся Осташевский. – К слову пришлось. Еще один вопрос: когда впервые у вас появился Тищенко?
– Я же говорила – месяц назад.
– Как он объяснил причину ухода из ателье на Кутузовском?
– Ателье на Кутузовском закрылось. И, прошу заметить, не по моей вине.
– Почему Тищенко пришел именно к вам?
– Спросите у него.
– Я задал вопрос…
– Тищенко живет в пяти минутах ходьбы от моего ателье. Это определило его выбор.
– Смотрите-ка… Выходит, вам повезло?
– Если бы повезло, я бы не говорила с вами сейчас.
– Тоже верно, – Осташевский записал в протокол пару слов. – Теперь определимся со временем. В двадцать ноль-ноль начался прием. Во сколько вы спустились в гостиную?
– Примерно через двадцать минут.
– К тому времени все уже собрались?
– Опоздавшие подходили и позже.
– Есть список приглашенных?
– Он у Ираиды Самсоновны.
– Сколько в списке человек?
– Двадцать шесть, но были те, кто пришел с женами.
– Жен в счет не берем.
– А это как вам будет угодно.
– Значит, в двадцать минут девятого вы спустились в гостиную. Что было дальше?
– Тищенко представил меня своим клиентам.
– Всех запомнили?
– Только некоторых.
– Как насчет Шимаханского?
– Его трудно не запомнить, он человек колоритный.
– Кто подал идею примерить костюм во время приема? – спросил Осташевский.
– Шимаханский. Он сказал, что другого времени у него нет.
– Примерка проходила в незаконченной гостиной?
– В мужской примерочной.
– О чем вы с ним вчера говорили?
– Вам нужен дословный пересказ? – съязвила Надежда.
– Я спрашиваю, вы отвечаете, – одернул ее следователь.
– Шимаханский поблагодарил меня за то, что я приютила Анастаса Зеноновича.
– И все?
– Сказал, что в его возрасте смена портного равносильна инфаркту, – Надежда опустила глаза и покачала головой. – Как в воду глядел… Через два часа эти слова превратились в реальность.
– С его сердцем он смог бы прожить до глубокой старости, – сказал Осташевский. – По крайней мере, так считает медицинский эксперт. Во сколько Шимаханский и Тищенко ушли на примерку?
– Около одиннадцати, когда гости начали расходиться.
– А если точнее?
– Спросите у Тищенко, он скажет. Послушайте… – недовольно проговорила Надежда. – Вы сказали, что Шимаханский имел здоровое сердце. Но он все же умер. Как это понять?
– Шимаханский был гипотоником. Вчера около одиннадцати часов вечера он принял препарат, понижающий артериальное давление, в результате чего случилась резкая гипотензия, остановка сердца и смерть.
– Зачем же он это сделал? – удивилась Надежда.
– Ему помогли. – Говоря, Осташевский не отрывал глаз от ее лица.
Сообразив, к чему клонит следователь, она побледнела:
– Не хотите ли вы сказать, что в стенах ателье кто-то насильно заставил Шимаханского принять препарат?
– Хочу, – следователь продолжал за ней наблюдать. – Шимаханский знал, что эти таблетки для него – верная смерть. При вскрытии в желудке Шимаханского обнаружена смесь из спиртного, пищи и кофе с высоким содержанием препарата для гипертоников. Тот же препарат в высокой концентрации присутствовал в его крови.
– Вот видите, значит, он сам… – начала Надежда.