До чего же ужасна дорога на улице. Не ремонтировалась, наверное, лет сто. Вся в рытвинах, того и гляди, споткнешься и нос расквасишь. Но все обошлось. Блины до бабы Клавы девушка донесла в целости и сохранности. Но что-то не так во дворе Серебряковой. Тузик, глупый Тузик не бросается как всегда с радостным лаем навстречу, а, поджав хвост, жмется к забору. Дверь на веранду распахнута настежь, щеколда держится на одном шурупе. Оттуда из дому, будто холодом дохнуло на Ксюшку. Она вошла на веранду, поставила тарелку на стол, и осторожно, с опаской, открыла дверь в дом.

Ужасная картина представилась взору девушки. В коридоре на полу головой к дверям, широко раскинув руки и ноги, лежала Клавдия Павловна. Седая, повязанная вокруг головы коса съехала набок, на виске кровоподтек, лоб распух, черен. Вскрикнув, Ксюшка бросилась к Серебряковой. Рука старухи оказалась теплой. Помогли навыки, приобретенные в медицинском училище. Та-ак!.. Зрачок на свет реагирует, пульс еле-еле, но прощупывается. Теплится еще жизнь в теле Клавдии Павловны! Спасать нужно бабушку!.. Ксюшка опрометью выскочила из дому Серебряковой и кинулась через дорогу к своему.

Дед Ксюши Семен Чугунов — крепкий бородатый старик с умным живым взглядом — возился в огороде с пчелами. Меду в этом году будет много. Пчелы трудились отменно, и он ставил на ульи передовых семей "магазины" с дополнительными рамками.

Завидев бегущую внучку, он сразу заподозрил неладное, и как был в резиновых перчатках и сеткой на лице, заспешил наперерез внучке. Перехватил он ее почти у самых дверей веранды.

— Бабушка, дедуля! — силясь не паниковать, заговорила Ксюша. — Вы только не волнуйтесь!.. На бабушку Клаву ночью напали, она лежит там, в доме в коридоре. Но она жива. Нужно срочно вызвать "скорую помощь"!

Как ни старалась девушка не напугать стариков, те все же переполошились. Накрывавшая на стол бабка, охнув, заметалась по веранде. У деда же даже сквозь сетку было видно, как вытянулось и побледнело лицо. Он сорвал с головы шляпу с ниспадавшею с ее полей сеткой и приказал жене:

— Иди к телефону, вызови "скорую", а мы с Ксюшей пойдем к сестре. — На ходу освобождаясь от брезентовой куртки и перчаток, он заспешил к воротам.

Ксюша устремилась за дедом.

Сестра Чугунова лежала в той же позе. Вдвоем дед с внучкой не смогли поднять грузное тело старухи. Прибежала баба Нина, запричитала, заохала, потом кликнули соседа, и уже толпой перенесли Клавдию Павловну на кровать. Только после этого Семен Павлович прошелся по комнатам, чтобы выяснить чего же понадобилось ночным взломщикам в доме сестры. В дальней комнате он обнаружил пропажу икон.

— Вот зачем приходили мерзавцы в дом к Клаве, — сказал он жене, внучке и соседу, указуя узловатым перстом на пустые полки киота, и покачал головой. — Нехорошо они поступили, ох, нехорошо! Воздастся им по заслугам за такое святотатство и на этом, и на том свете. За то что иконы похитили, и за то что на старуху руку поднять посмели. Помяните мои слова!

Минут через пятнадцать приехала "скорая помощь". Молоденькая врач в кокетливо приталенном халатике процокала на высоченных каблуках к кровати Клавдии Павловны. Ксюшка тащила за ней медицинский чемоданчик. Осмотрев Серебрякову, врач сделала ей укол и распорядилась принести носилки. Клавдию Павловну вынесли на улицу, погрузили в машину "скорой помощи". В себя она так и не пришла.

— Ваша сестра находится в крайне тяжелом положении, — сообщила врач, усаживаясь на переднее сиденье автомобиля. — Мы отвезем ее в районную больницу, а оттуда сообщат о факте нанесения тяжких телесных повреждений в милицию. До свидания!

Урча, машина плавно выехала со двора.

Утром того же дня у ворот дома Долженковой остановился синий видавший виды "Жигуленок". У ворот это, конечно, громко сказано. Некогда здесь действительно стояли настоящие железные ворота, да Сашка пропил их или "прокурил", "проколол", как угодно, а вместо них сколотил из реек две створки в метр высотой. Двор, как и положено у "бичей", зарос бурьяном, штук пять фруктовых деревьев выродились, виноградник засох.

Нечистый вылез из машины, прошел по бетонной дорожке и ступил на веранду. В руке он нес старый желтый портфель. А Вовке нравился домик Долженковой. Большая веранда, длинный широкий коридор, по обе стороны от него две комнаты, в конце — зал. Он соединен еще с одной комнатой, спальней. Отличный был бы домик, если к нему руки приложить, а эти "бичи" даже полы подмести не могут, не говоря уже о том, чтобы окна помыть или паутину с потолка поснимать. Как продал Сашка мебель на прошлой неделе, так до сих пор остались на полу, где она стояла, пыльные пятна. Не дом, а тонущий корабль с двумя дохлыми крысами на борту. Одна из них лежит вон с журналом на единственной уцелевшей после распродажи кровати в зале, другая корчится от начинающейся "ломки" на полу в спальне. Это ощущение хорошо знакомо Нечистому, будто в позвоночник вгоняют кол, который начинает разрастаться корнями по всему телу, вызывая невыразимую словами боль. Боль, от которой хочется выть, лезть на стену, кататься по полу. Алиферов прошел через эти муки. Он и сел-то в первый раз на зону за то, что во время "ломки" вызвал на дом "скорую помощь" и с ножом в руках стал требовать у врача на дозу. На зоне Нечистый избавился от тяги к сильным наркотикам и с тех пор ни разу не прикасался ни к героину, ни даже "ханке".

Завидев Нечистого, Шиляев подался к нему, как утопающий к спасательному кругу.

— Бабки принес? — он уже забыл о нанесенной ему Алиферовым обиде, о том, как он вчера жестоко избил его.

Нечистый тоже предпочел не вспоминать о вчерашнем инциденте.

— Какие еще бабки? — удивился он.

— Ну, как же, за иконы, те что ночью у старухи взяли! Нам же с Зойкой за них тоже доля причитается!

— Ах, за иконы?! — Алиферов смерил сидящего на полу Шиляева насмешливым взглядом. — Ты что же считаешь, что я с утра на рынок сбегал, толкнул их, а теперь к тебе примчался, долю приволок? Ну, ты и ухарь! — Нечистый откровенно издевался. — Я вижу, "гера" тебе все мозги высушила… Нет, кореш, продавать иконы в столицу повезешь ты!

— Я?! — изумился Шиляев. — Да ты что, Вовка, я же там никого не знаю!

— Не боись! — заржал Нечистый и с шутливой фамильярностью пнул Шиляева по ноге. Он вообще перестал церемониться с наркоманом, обращался с ним как с презренным существом. — Не на пустое место посылаю. Поедешь к конкретному человеку, адресок я дам. Башли с него возьмешь и назад. Тебе же дураку еще и алиби какое-никакое состряпать нужно. Как старушку-то ночью пришил, не забыл еще?..

Шиляев отрицательно покачал головой и попробовал слабо возразить:

— Куда же я с такой рожей поеду-то?

— А что, рожа как рожа, — Нечистый критически оглядел лиловый синяк под глазом Сашки и его опухшие губы. — Очки темные напялишь, а губы платочком будешь прикрывать. А вот побриться тебе обязательно нужно. В общем, вот тебе рубашка, брюки и туфли, — Алиферов раскрыл портфель и подал Шиляеву одежду и обувь, прихваченные дома из своего гардероба. — Вещи не новые, но все равно лучше твоих обносков. В них ты солидным фраером будешь выглядеть. Давай приводи себя в порядок, одевайся и катим на автовокзал. Через час автобус отъезжает, я узнавал.