Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сложив оба письма, он резким движением сорвал пробку с бутылки и в два глотка прикончил эликсир. От знакомого вкуса, обжегшего горло, закружилась голова. Посидел несколько минут неподвижно, глядя в стену и практически ощущая, как лекарство растекается по артериям и вновь наполняет силой его ссохшиеся мышцы. Но это ощущение не принесло воину радости. По щекам легата текли слезы, а перед глазами одно за другим проплывали недавно вновь обретенные воспоминания и снова исчезали.
– Я так боюсь тебя потерять, что вынужден потерять все, что связано с тобой.
Рейгар вышел из комнаты, приблизился к двери Анагон, секунду поколебавшись – «Отдать в руки? Нет, она не возьмет. Да и дверь наверняка не откроет». Он сунул маленькое письмо в щель под дверью и двинулся дальше по коридору. Уже у самой лестницы до него донесся звук открывающейся двери и тихий оклик:
– Медведик?
Воин обернулся. Она стояла на пороге в мятом коротком сарафане. Волосы спутались и налипли на мокрое от слез лицо. Анагон неловко сложила на груди руки и с тревогой и надеждой смотрела на воина.
Рейгар медлил, и пока он медлил, лекарство продолжало свою работу. Сначала волосы ее перестали казаться такими блестящими, и он забыл, что от них всегда пахнет костром. Потом исчезли все воспоминания о ласковом прикосновении белых рук. А длинные стройные ножки, которые она всегда закидывала на него во время чтения, стали просто ногами, едва прикрытыми мятым подолом.
Подслеповатая Анагон не смогла увидеть всех изменений, произошедших на лице воина. Она лишь слышала, сидя на кровати своей спальни, как кто-то мнется у двери, сразу поняла, что это он, выбежала в коридор, замерла при его виде, едва нашла в себе силы окликнуть, чуть не умерла, когда он обернулся, практически не дышала, когда он молча смотрел на нее… и поняла, что все кончено, когда воин сказал:
– Для тебя – Рейгар Табард.
Он отвернулся и спустился по лестнице. А Анагон, беззвучно зарыдав, хлопнула дверью, так и не заметив письма, оставшегося лежать у порога. Через час к двери подошел темноволосый воин, неся в одной руке тарелку с ужином, а в другом – бутылку сока. Белеющий квадратик у двери он заметил издалека, приблизившись – поставил тарелку на пол, поднял и развернул письмо. Чтение все еще плохо давалось ему, но его навыков хватило, чтобы прочитать обращение – «Анагон» и подпись «Рейгар». И этого было достаточно, чтобы воин, обернувшись в обе стороны коридора и убедившись, что его никто не видит, смял письмо и сунул его в карман. Затем осторожно постучал в дверь и, не дождавшись ответа, зашел. И тут же уронил на пол тарелку и бутылку, которая разбилась с тихим звоном и залила все вокруг оранжевой жидкостью.
– Не надо, Анагон. Пожалуйста. Ради Севера, – он протянул вперед руку. – Отдай мне его.
Девушка непонимающе воззрилась на воина, затем на клинок в своей руке и рассмеялась.
– Ты что, думал, что я… ха-ха, да не в жизнь. Я хотела лишь немного укоротить волосы, – она показала рукой примерно на половину длины. – Вот так. Мне пойдет?
Вульгус, которого еще немного трясло, помотал головой:
– Не знаю. Как по мне – сейчас все прекрасно.
– Правда? Хорошо, доверюсь тебе, – она кинула нож на кровать. Плечи Вуля постепенно расслабились и опустились. С Анагон что-то произошло. Она сменила одежду – теперь ее исхудавший силуэт облегали штаны братства и темно-алая приталенная рубашка. Волосы были расчесаны и приглажены, а лицо, пусть все еще изможденное, излучало спокойствие.
– Ты… в порядке?
– Да, в полном, – кошка подошла к воину и подняла с пола ветку винограда, дунула на нее и принялась кидать в рот ягодки. – Ты правда решил, что я покончу с собой из-за единственного и неповторимого Рейгара Табарда? Ну уж нет.
Она хмыкнула и отвернулась, добавив тише:
– Ты был прав, мой мир не сошелся на нем клином, если его центр вселенной – не я.
– Что он написал тебе, что ты так поменяла свое решение? – Вуль начал жалеть, что смял письмо – а вдруг захочет взять его?
– Написал? Нет, он все сказал. То есть как сказал… В общем, все стало понятно и без пространных речей. Все кончено. Мы друг другу никто, волею судьбы вынужденные сражаться вместе, – Вульгус почувствовал, как в голосе девушки появились истерические нотки.
– Ты правда так думаешь?
Анагон вздохнула и подошла к Вульгусу вплотную.
– Я пытаюсь так думать. Но без вас… без тебя у меня не получится его забыть. Прошу, прости все, что я наговорила. Я сто тысяч раз дура, но я правда ценю тебя. Нашу… дружбу, – она отвела глаза. – Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь еще кому-то довериться. И хочу, чтобы ты знал об этом. Если ты поймешь, что не готов тратить свое время…
Вульгус перебил ее, заправил за ухо выбившийся локон.
– Я понимаю тебя, Анагон. Я терял близкого человека. Знаю, сначала кажется, что ты никогда в жизни уже никого не полюбишь, ибо никто в мире не достоин даже мизинца покинувшего тебя. Но проходит время, ты вновь начинаешь видеть мир вокруг в цвете. Появляются новые дела, заботы. А потом приходит она, – воин щелкнул девушку по носу. – Новая любовь. И ты снова живешь. И я буду рад, даже если просто буду рядом в тот момент, когда ты снова влюбишься.
Вульгус отстранился и оглядел пол.
– Пошел я за тряпкой и новой порцией.
– Не надо, – махнула рукой Анагон. – Я сама потом уберу. А поужинать хочу вместе со всеми. Там найдется еще место?
– Выгоним кого-нибудь. Я голосую за Синая. Ты не представляешь, что он учудил.
– Рассказывай же!
По дороге на кухню Вульгус успел рассказать о поездке Синая и Авроры на рынок, как во время привала к ним выползла змея, и блондинка, обратившись в горного льва, прикончила ее одним укусом, и покорила этим сердце северянина. Рыжего не смущала ни разница в возрасте – девушка была старше его на четыре года, ни наличие тяжелобольной дочери – он просто потерял голову. Однако все это смущало Аврору, о чем она и сказала рыжему, когда тот поспешил рассказать е о своих чувствах. И теперь не было человека несчастнее, чем Синай.
– Он сказал, что не будет есть,
