chitay-knigi.com » Историческая проза » Факундо - Доминго Фаустино Сармьенто

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 115
Перейти на страницу:
К несчастью,— добавляет добрый гринго[73],— нашему хлопку и муслину они предпочли свою независимость»[74]. Любопытно было бы поторговаться с Англией: интересно, сколько вар[75] полотна и кусков муслина дала бы она за равнины Буэнос-Айреса!

По этим описанным нами бескрайним просторам разбросаны здесь и там четырнадцать городов — центры провинций, которые в соответст­вии с их географическим положением можно перечислить в следующем, порядке: Буэнос-Айрес, Санта-Фе, Энтре-Риос и Коррьентес — на бере­гу Параны, Мендоса, Сан-Хуан, Риоха, Катамарка, Тукуман, Сальта и Жужуй — почти параллельно линии чилийских Анд, Сантьяго, Сан-Луис и Кордова — в центре. Но такое перечисление не позволяет про­яснить социальный смысл явлений, к чему я стремлюсь. Моей цели от­вечает классификация, вытекающая из рода занятий, какими живет сельское население, ибо именно они влияют на его характер и душу. Я уже говорил, что близость рек ничего не меняет в его жизни, так как реки используются для судоходства в самой малой степени, а по­тому не имеют никакого значения. Все аргентинские города, за исклю­чением Сан-Хуана и Мендосы, живут сейчас за счет продуктов ското­водства; в Тукумане развито также земледелие; жители провинции Буэнос-Айрес, где поголовье скота насчитывает миллионы голов, знако­мы с многими самыми разнообразными профессиями, существующими в цивилизованном мире. Аргентинские города своим обликом почти не отличаются от всех других городов Америки: улицы, пересекающие­ся под прямым углом, разбросанное по обширной территории населе­ние; исключение составляет лишь Кордова, построенная на небольшом и ограниченном пространстве и своими чертами напоминающая евро­пейский город, что еще больше подчеркивается многочисленными баш­нями и куполами ее великолепных храмов. Город — это средоточие ар­гентинской, испанской, европейской цивилизации, здесь процветают искусства, есть магазины, школы и колехио, суды — словом, все, что характеризует развитые государства.

Изящество манер, комфорт, европейская одежда, фрак и сюртук вполне уместно выглядят здесь. Я провожу столь тривиальное перечис­ление не без определенной цели. Столица скотоводческой провинции — порой единственный город в ней, других небольших городов не суще­ствует, и нет ничего удивительного в том, что невозделанные земли смыкаются с городскими улицами. Вокруг таких городов на большее или меньшее расстояние раскинулась пустынная равнина; дикая при­рода окружает города, давит их, превращает в одинокие оазисы циви­лизации, вклинившиеся в девственные просторы, что протянулись на сотни квадратных миль, и лишь изредка то тут, то там их безлюдье нарушают небольшие селения. В провинциях Буэнос-Айрес и Кордова возникло наибольшее число поселений, они также стали очагами циви­лизации и служат общественным интересам — это явление примечатель­но уже само по себе.

Горожанин носит европейский костюм, живет цивилизованной жизнью, той, что мы видим повсюду; город живет согласно законам и руководствуется идеями прогресса, в нем сосредоточены средства обра­зования, общественные учреждения, органы управления и т. д. Но стоит покинуть пределы города, все сразу меняется: у сельского жителя дру­гая одежда, которую я назвал бы американской, поскольку она одина­кова во всех странах Америки; уклад его жизни совсем иной, его по­требности своеобразны и весьма ограниченны. Жители города и дерев­ни словно принадлежат к двум различным обществам, это словно два чуждых друг другу народа. Более того: сельский житель, далекий от стремления уподобиться городскому, с презрением отвергает комфорт и приличные манеры, городской костюм, фрак, плащ, седло, и ни одна из примет европейской жизни не остается в пампе безнаказанной. Все, что связано с городской цивилизацией, здесь отвергается, гонится прочь, и каждый, кто отважится, к примеру, появиться в сюртуке и гарцевать в английском седле, станет предметом насмешек и диких вы­ходок крестьян.

Давайте бросим взгляд на необъятные просторы окружающих горо­да равнин и присмотримся к жизни ее обитателей. Я уже говорил, что во многих провинциях естественными рубежами являются разделяющие их безводные пустыни, они безлюдны. Но есть и иные провинции, где большая часть населения живет в сельской местности. Так, например, в Кордове, где насчитывается 160.000 человек, лишь двадцать тысяч живет в черте города; основная масса населения — сельские жители; местность там в основном равнинная, почти повсюду пригодная под пастбища, и в том случае, если есть леса; в некоторых местах такое изобилие пастбищ и они столь превосходного качества, что искусствен­ные луга не могут сравниться с ними. В Мендосе, и особенно в Сан- Хуане, нет невозделанных пространств, потому что жители этих мест живут главным образом за счет продуктов земледелия. Во всех осталь­ных районах, изобилующих пастбищами, скотоводство не просто за­нятие населения, но способ его существования. Мы наблюдаем пасту­шескую жизнь, и в нашем воображении невольно возникают просторы Азии, где на бескрайних равнинах то тут, то там разбросаны палатки калмыков, казаков или арабов[76]. То, что мы наблюдаем на аргентин­ских равнинах, напоминает жизнь примитивных народов, в высшей степени варварскую и застойную, жизнь времен Авраама, сохранившую­ся у современных бедуинов[77], хотя здесь она странным образом изме­нена цивилизацией.

Арабские племена, кочующие по азиатским пустыням, подчиняются власти старейшины племени или военачальнику; у них существует общество, хотя и не закрепленное на определенном месте; религиозные верования, традиции, сохраняемые с незапамятных времен, незыблемость обычаев, уважение к старикам — все это вместе составляет свод зако­нов, уклад жизни и опыт управления, которые поддерживают мораль, как они ее понимают, порядок и единство племени, но возможность прогресса здесь подавлена, ибо он невозможен, если человеческий кол­лектив не закреплен на земле, если нет городов, в которых развивают­ся промышленные потребности людей и могут распространяться дости­жения прогресса.

На аргентинских равнинах нет кочевых племен, право собственности скотовода на землю закреплено в соответствующих документах, он жи­вет на той земле, что ему принадлежит; но чтобы занять ее всю, пришлось бы уничтожить человеческое объединение и расселить семьи по необъятной территории. Представьте себе пространство в две тыся­чи квадратных лиг, все заселенное, но так, что жилища расположены в четырех, иногда даже в восьми лигах друг от друга, в двух — самое близкое. Нельзя сказать, что развитие форм недвижимой собственности исключено, что владение предметами роскоши совершенно несовмести­мо с подобной обособленностью: наличие капитала может позволить воздвигнуть великолепное здание в бескрайней пустыне; но отсутству­ют стимул, пример, и всегда присущая городам необходимость достойно показать себя не ощущается среди безлюдия и одиночества. Неизбеж­ные ограничения оправдывают природную лень, а скудные потребности в удовольствиях влекут за собой все проявления варварства. Общество исчезает совершенно, остается лишь феодальная семья, уединенная, обособленная, а поскольку нет единого общества, любой вид правления невозможен: муниципальной власти не существует, полиция не может выполнять свои обязанности, гражданское правосудие не в состоянии настичь преступника.

Я не знаю, есть ли где-нибудь в современном мире тип объедине­ния столь чудовищный, как

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 115
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности