Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, Сорока! Поди-ка сюда, бездельник!
Сорока оторвал взгляд от пола, взглянул недоверчиво на Николу и подошел к палатке. Никола же широкой цепкой хваткой запустил руку в черешню. Подобно ковшу, он, зачерпнув добротную пригоршню ягод, положил в небольшой целлофановый пакет. Проделав эту нехитрую манипуляцию еще пару раз, Никола протянул пакет Сороке.
– Держи и проваливай! – сказал хозяин палатки и широко улыбнулся мальчику.
– Нет предела моей благодарности, Сэр! – ответил Сорока, не скрывая блеск искрящихся от радости глаз. Он схватил пакет и спешно удалился.
О, как рад был маленький Джон насладиться вдоволь сладостным сочным вкусом черешни. Эта внезапная доброта, проявленная к нему, тронула душу голодранца и с глаз его змейкой пробежала слеза, сорвавшись с подбородка, не сумела задержаться и насмерть разбилась о сухую пыльную землю.
Немного времени спустя, в «банде» произошло пополнение со стороны прекрасного пола. Девочка из класса людей, «способных себе позволить многое», изъявила желание стать частью вышеописанной компании детей. Её звали Мари Фени, и её волосы были выкрашены в темно-вишневый цвет. Впервые взглянув на нее, Сороке тут же вспомнились слова хозяина палатки с ягодами – Николы Бриксы: «Аттика – «королева» всех поздних сортов черешни!», и с тех пор он стал звать девочку Аттикой. В результате, остальные дети присоединились, признав прозвище сносным.
Сорока немедленно пожелал ответить на объятья подруги, его ладони уже было коснулись нежной ткани светло-розового платья, как девочка тут же выскользнула из его рук подобно голубю. «Черт бы побрал этих голубей!» – вечно ругался Джон на птиц, которых ему никогда не удавалось поймать. Он всерьез рассматривал этот вид крылатых в различного рода кулинарных целях.
Сорока скоро увлек Аттику за собой к палатке с запеченными яблоками, сладкой ватой и попкорном. Они болтали о разном, Аттика испытывала сильные чувства к Сороке, но не знала, как правильно их выразить: в силу своего юного возраста многие вещи для девочки и мальчика все еще оставались сложными для понимания. Разумеется, и оборванец Сорока не понимал вид той тонкой связи, что образовалась между ним и подругой. Он лишь мог испытывать сильное тепло в груди, когда Аттика проводила своей мягкой и нежной ладонью по его щеке, утирая полоску мазуты с лица бродяги. Что было совершенно не свойственно маленькой брезгливой представительнице скромного круга элитарного общества граждан Н***. Её сложное аристократическое воспитание ярко и демонстративно бунтовало против сомнительных связей с подобного класса гражданами, но твердое эгоистичное сердце девочки было куда сложнее склада. Тот редкий, кто смог пробиться сквозь толстую броню сего органа, мог входить уже с вещами, так как таким безумцам в нём полагалась личная комната. И хоть характер Мари Фени не отличался простотой, но был спокойным, стабильным и довольно комфортным, по крайней мере, так казалось Сороке, ах, как быстро мальчик забывал, что излюбленным делом вишневой подруги было – как следует бесить его по пустякам. Например, карамельное яблоко, приобретенное за честные кровные, могло запросто отправиться плавать в фонтане с утками. Или отхватить пощечину за скверное сленговое словцо, присущее, в основном, жаргону уличных прохвостов, ну и тому подобные случаи. На деле, эти двое были совершенно идеальными противоположностями друг друга, но, как гласят вселенские законы физики, противоположности притягиваются.
Немного времени спустя, не более получаса, банда воссоединилась и весело отправилась на заключительный круг по району.
Глава пятая
Белый – лжепервичный цвет.
Через два дня, во вторник, с Джоном случилась беда. Работники свалки обнаружили его неподалеку от вагончика, лежавшего без сознания на полу. У мальчика был сильный жар. В приступе тяжелой лихорадки его доставили в больницу, где он провел три недели с диагнозом воспаление легких. Нужно понимать, что мужики, работающие на металлической свалке, всерьез привязались к краснословному пацану и считали его одним из членов семьи «связанных металлическим тросом», а потому без раздумий сбросились на его лечение.
Покинув пределы больницы, Сорока почувствовал себя помилованным заключенным. Его до того воротило от больничного запаха и белой краски, что он подобно свинье готов был с головой окунуться в родное болото грязи и машинного масла. Белые стены белых палат отражали белый свет на белоснежных халатах врачей и медсестер, что превращало Сороку в черную кляксу на белоснежном полотне художника. И все бы ничего, да еще по соседству положили блондина! Им оказался пятнадцатилетний Винс Саншайн, ставшим в последствии добрым и надежным сокамерником для нашего больного. Винс оказался замечательным парнем с тяжелым житейским опытом и глубоко философским взглядом на жизнь. У этих двоих было много общего, хотя Винс в сравнении с Сорокой являлся более успешным, чего уж тут скрывать. За свои заслуги перед беспалым товарищем в дни тяжелого заточения в больничном «концлагере» блондин Винс был удостоен прозвища Побелка, на что неоднократно сетовал. «Клянусь всеми своими целыми пальцами – это прозвище наиболее подходящее для тебя, блондин и чистоплюй! Тьфу!» – нещадно отрезал Сорока на все возмущения со стороны Винса, – «Скажи спасибо, что «Побелка», вторым вариантом было «Перхоть». Эта дружба двух странных шалопаев на деле оказалась гораздо прочней, чем можно было подумать.
Корчась в муках собственной беспомощности и безысходности ситуации, Джон с трудом пережил эти белоснежные недели. Но кормили справно. Так долго не испытывать чувства голода Сороке за целых десять лет никогда не приходилось! А если обнажить в столовой два «темных колодца», то можно запросто заполучить добавки. Но свобода дороже еды, и потому, как только мальчику удалось сорвать с себя белоснежную пижаму, он подался прочь, подальше от больницы подобно мухе, вырвавшейся из паутины тропического Нефила.
Своим долгом Джон Хаф считал первым делом поблагодарить благородных спасителей. На свалке его встретили радостными улыбками, и он в качестве почетного гостя за обеденным столом использовал все свое красноречие до последней капли, чтобы как можно подробней передать степень своей признательности. «С этим разобрались, – подумал он про себя, – Обед уже позади, а значит, пора проведать друзей». С этой мыслью Сорока отправился к пересохшему фонтану в районе «лопнувшего» банка и тележки с хот-догами.
На ступеньках давно заброшенного подъезда он встретил вдумчивого Умника и старого доброго толстяка ЛикМик-Тага. Оба они были полностью поглощены игрой на новёхоньких блестящих смартфонах, которые детям дарит корпорация «Интро Индастриз» сразу после вакцинации. Эдакая акция, видите ли.
– Добрый и чудесный летний день, господа!
