поражении русских. <…> Японцы обладают значительным преимуществом перед русскими, а именно безупречной организацией линий снабжения. Все подготовлено идеально[50].

Тем временем Китай объявил о своем нейтралитете [Guodong 2014: 15–36], однако впоследствии препятствовал попыткам японцев воспользоваться Амоем в качестве военно-морской базы против России, которая была необходима Японии для поддержания господства в море до организации надежной линии морских поставок[51]. Несмотря на нейтралитет Китая – очевидно, исключая Маньчжурию, на территории которой происходили сражения, – его население было сильно вовлечено в войну, так как Япония и Россия использовали китайцев в зоне военных действий в качестве шпионов [Wolff 2005: 327–328]. Сама война состояла как из наземных, так и из морских сражений, что создавало воюющим странам проблемы сразу по нескольким направлениями. Однако казалось, что политические и военные лидеры России проигнорировали значение этого конфликта и недооценили требуемый объем подготовки к нему, что вызвало обвинения в излишней самоуверенности[52].

Командование в Маньчжурии принял А. Н. Куропаткин (1848–1925). До войны он выступал против «безобразовской клики», а после начала боевых действий выбрал скорее оборонительную тактику борьбы с японцами. Алексеев же намеревался защищать Порт-Артур и продолжать обороняться в море [Семёнов 2008: 52; Steinberg 2005: ПО]. Однако Куропаткин помнил о том, что русской армии потребуется от пяти до семи месяцев на полное развертывание сил на полях сражений Восточной Азии, поскольку Транссибирская магистраль была одноколейной, кроме того, войскам предстояло преодолевать Байкал [Der Rus-sisch-Japanische Krieg 1904:64][53]. Русский адмирал высказал туже обеспокоенность морскому атташе Паулю Хинце (1864–1941):

Думаю о проблеме снабжения армии из 300 000 человек в Маньчжурии при помощи однопутной железной дороги. Из расчета один вагон на 1000 человек в день для снабжения провизией потребуется 300 вагонов или 10 поездов в день. И это не считая фуража для лошадей, амуниции и других необходимых вещей[54].

В результате российская армия была вынуждена приостановить переброску войск для отправки ресурсов на Дальний Восток [Die Verpflegung 1906:657]. Мука закупалась в европейской части России, а скот в Монголии [Die Verpflegung 1906:658–659]. Количество русских войск росло с каждой неделей; таким образом, снабжение оставалось серьезной проблемой на протяжении всей войны. Однако доставка продовольствия была не единственной проблемой русской армии. Ее военачальникам нередко не хватало информации о врагах и географии мест сражений. Русская пресса часто публиковала секретные данные, которыми пользовался японский главный штаб при планировании следующих кампаний [Sergeev 2005: 293–294].

Напротив, японская армия стремилась не предоставлять международным корреспондентам и военным наблюдателям никакой информации. Отправлявшихся в Маньчжурию в 1904 году инструктировали о сохранении военной тайны[55], и «каждый находящийся в походе человек мог отправить не более десяти телеграмм в день. В каждой телеграмме содержалось не более 100 японских иероглифов или 50 слов, если она была написана на европейском языке»[56]. Участники же военных действий подчинялись еще большему количеству правил и ограничений:

Необходимо, чтобы военные тайны Японии не передавались через частные письма третьей стороне. Сообщения в газеты, журналы и учреждения, открытые для посещения широкой публике, должны цензурировать сопровождающие офицеры. Владельцев фотоаппаратов необходимо предупреждать о запрете на фотографию в определенных случаях[57].

Немецкий морской атташе в Японии Конрад Трумлер пользовался для получения данных о мобилизации японских крейсеров в 1905 году секретной информацией, поскольку ему больше не сообщали официальных новостей[58]. В августе 1904 года он жаловался, что «новости никогда не были такими скудными и неполными. Японцы не хотят сообщать ничего о событиях в Порт-Артуре, пока крепость не падет. Некоторые могут подумать, что крупных боев на земле и на море не происходит, а те, что происходят, отнюдь не кровавые»[59]. Во время войны русские также развили секретную деятельность [Сергеев 2010] и преобразовали свою разведывательную службу так, что «военная разведка именно в заключительные месяцы войны, оправившись от урона, понесенного под Мукденом, достигла высокого профессионального мастерства своей деятельности» [Sergeev 2005: 303]. Однако в русской армии на начало войны только одиннадцать человек могли переводить с японского и только двое могли читать сообщения, написанные от руки [Wolff 2005: 318]. Такие различия в обучении и подготовке должны были очень быстро проявиться во время войны.

Итак, в следующем разделе я произведу обзор основных сражений войны на суше и на море, разделив их на военные и морские кампании.

Война на суше

В первом наземном сражении армия генерала Куроки Тамемото (1844–1923), состоящая из 42 000 человек, встретилась с русской армией, насчитывающей приблизительно 19 000 человек, на реке Ялу[60]. Сражение закончилось разгромным поражением для русской армии, и сразу стало ясно, что японская армия не похожа ни на одного из врагов, которых западная великая держава встречала в своих прошлых колониальных кампаниях[61]. Задачей русского командующего М. А. Засулича (1843–1910) было как можно дольше затруднять японцам переправу через реку, а затем отойти на Ляоян. Однако Императорская армия Японии переправилась через реку в первую же ночь и 1 мая 1904 года осуществила широкомасштабную атаку на русские войска. Более чем из «120 японских орудий был открыт одновременно <…> подавляющий огонь. Немногочисленные русские орудия пытались отвечать на огонь, но вскоре принуждены были замолчать» [Теттау 1907, 1: 81–82]. Японцы несли потери, сдвигая русских с позиций, но успешная переправа, огневое превосходство и настолько быстрое продвижение вперед разрушили представление о превосходстве русских. В русской армии была настолько плохая координация действий, что та понесла потери в сотни убитых и раненых в результате стрельбы по своим. Японские войска были лучше обучены и экипированы, но наблюдателям также было ясно, что наступила новая эра ведения войны, поскольку расход боеприпасов превосходил всякие ожидания [Haldane 1908: 129; Hume 1908:15–18; Steinberg2005:112]. Жертвы русской армии составляли 2000 человек, а японской – почти 900. По этим цифрам можно было представить величину потерь будущих кампаний [Der Russisch-Japanische Krieg 1904: 100; Hume 1908: 19].

Это уже была современная война, опрокидывающая тактику и героические образы прошлого. Бой на реке Ялу показал, что классическое применение кавалерии для прямых атак устарело. Однако лошадей использовали для перевозки ставшей более важной артиллерии, для разведки, для охраны стратегических позиций или для преследования врага после успешного сражения [Haldane 1908: 112–116; Hume 1908: 16–17]. Помимо этого не произошло ничего впечатляющего, что можно было бы отразить в докладах[62], хотя сторонники конных сражений описывали успех японских кавалерийских частей[63].

У японцев на вооружении были