Около 240 г. Мани совершил паломничество в Индию, где познакомился с буддизмом, затем вернулся на родину. Верно служил великому персидскому царю Шапуру I и, возможно, занимал высокую должность во время похода против римского императора Валериана. Война закончилась грандиозной победой персов и взятием в плен римского цезаря. Возможно, Мани уже тогда стал заниматься миссионерской деятельностью и пытался создать новую религию, объединяющую персидские верования, мистику гностиков и некоторые элементы христианства.

Во Вселенной, провозглашали манихеи, идет непрерывная борьба Света и Тьмы. Она происходит в каждом человеке, поскольку в его разуме заключены частицы Света, похищенного сатаной и заключенного им в материи. Наш долг — помочь этим частицам Просветления и Добра высвободиться. Для этого следует вести набожный образ жизни, совмещая его с аскетизмом. Пророки — Будда, Иисус и сам Мани для того и появляются на свете, чтобы вновь и вновь указывать человечеству путь к правде.

На первых порах в Персии деятельность Мани воспринимали толерантно, позже он был схвачен и по всей вероятности погиб мученической смертью. Однако его учение находило все новых адептов, и их становилось все больше, в том числе и в пределах Римской империи. Это не могло не встревожить властей, существовало подозрение, что манихеи находятся на службе враждебного Риму государства, занимаются шпионажем и подрывной деятельностью. Поэтому в 297 г., когда возник конфликт с Персией, были приняты самые строгие репрессивные меры. Но преследования ничего не дали. Манихеи сохранились по всей стране. Через несколько лет после появления эдикта Диоклетиана христианский писатель Евсевий Кесарийский жалуется, что манихейство все еще живо. Его высказывания на редкость точно повторяют взгляды цезаря. Мани, по его словам, «варвар по языку и нраву», «имел в природе своей нечто демоническое и безумное. Действия его соответствовали этим качествам; он пытался представить себя Христом; ослепленный гордостью, объявлял себя то утешителем и Самим Духом Святым, то Христом; нашел двенадцать учеников, последователей его нового учения. Учение свое он составил из множества богохульных, давно исчезнувших ересей, привез его из Персии и разлил этот смертельный яд по нашей земле. От него нечестивое имя манихеев и доныне удержалось за многими. Такова сущность этого лжеименного знания, появившегося в то время, о котором мы говорим».

Читая эти рассуждения, поневоле приходишь к выводу, что тут сошлись во мнениях цезарь и христиане. Что они союзники. Да, союзники, но лишь в действиях против общего врага. И уже очень скоро между ними вспыхнул открытый конфликт.

Диоклетиан, верный и активный приверженец старой религии, никогда не скупился приносить жертвенных животных на алтарь богам, а жрецы и предсказатели затем разъясняли ему, как приняты его жертвоприношения. «Однако, — как пишет его современник и знаток местных обычаев и нравов Лактанций, — некоторые из его прислужников уже знали нашего Господа. Ассистируя при языческом обряде, они положили на свой лоб бессмертный знак, из-за чего злые духи рассеялись, и жертва не была принята». И далее Лактанций продолжает: «Главный жрец заявил, что боги не принимают жертвы, поскольку в церемонии участвуют неверующие. Не помня себя от гнева, Диоклетиан повелел, чтобы все в его дворце принесли жертвы, иначе их высекут».

Это описание, благодаря своей искренней наивности, дает ясное представление о менталитете людей той поры. Без сомнения, такой случай имел место. В процессе жертвоприношения кто-то перекрестился, что было замечено жрецами, и они по-своему истолковали этот жест. Тут же громогласно объявили — жертва не принята, ибо в церемонии принимают участие враги богов. Обе стороны, и это надо подчеркнуть, со всей серьезностью воспринимают и веру противника, и исходящую из нее силу. Христиане, а среди них и Лактанций, не сомневаются, что жрецы-еретики способны узнавать будущее, но считают, что те служат злой силе, демонам. И наоборот — прорицатели и жрецы римских божеств приписывают присутствию христиан губительное воздействие на священную церемонию. То есть и те, и другие находятся на одном уровне и сражаются одним и тем же оружием. Проблема лишь в том, кто из небесных покровителей по-настоящему силен, а в их существовании никто не сомневается.

Император, хоть и не помнил себя от гнева, пока ограничился лишь повелением всем придворным и солдатам принести жертвы на алтарях богов. Затем повелитель покинул дворец и отправился в свою любимую Никомедию, где провел зиму 302/303 гг. Туда же прибыл и цезарь Галерий. Оба цезаря долго совещались наедине. Можно предположить, что главной темой совещаний была политика по отношению к христианам. Есть основания полагать, что Диоклетиан решительно возражал против мер, предлагаемых Галерием, который был неукротим в своей кровавой жестокости против сторонников новой религии, однако был вынужден подчиниться главному цезарю с его более умеренным сдерживанием распространения христианства.

Вряд ли мы когда-нибудь сможем со всей определенностью утверждать, что вина за жестокое преследование христиан лежит главным образом на Галерии. Ведь и сам Диоклетиан не любил всякие новые учения, да и вообще любые нововведения и организации, ускользающие из-под государственного контроля, о чем он откровенно и заявил во вступлении к эдикту против манихеев. Он не сомневался — надо твердо устранять все, что угрожает древнеримским идеалам и традициям, а значит, единству и мощи государства.

На рассвете 23 февраля 303 г. у одного из храмов в Никомедии появился префект преторианцев вместе с высшими чиновниками казначейства. Взломали двери храма и ворвались внутрь. Сначала искали статуи и картины с изображениями бога. Но тогда христиане еще обходились без этих предметов культа, чем, кстати, очень гордились. Зато сразу были найдены и тут же сожжены литургические книги, затем разграблены храмовые предметы культа. А вслед за этим преторианцы сравняли с землей этот весьма солидный христианский храм.

На следующий день, то есть 24 февраля, на стенах Никомедии появился эдикт, касающийся христиан, и его копии отправлялись в самые отдаленные провинции в марте и апреле. Основные положения данного эдикта были следующие: все культовые христианские здания следует уничтожить, а все священные христианские рукописи — выдать властям и немедленно сжечь. Христиан увольняют с работы в учреждениях, те из них, что относятся к высшим слоям общества, лишаются всех привилегии, если не отрекутся от новой религии. Никто из христиан не имеет нрава обратиться в суд, даже если против него совершено обычное преступление.

Эдикт не предусматривал смертной казни за принадлежность к христианской общине, власти ставили целью лишь уничтожить организацию и запугать ее членов, а не ликвидировать их физически. Правда, уже 24 февраля в Никомедии был приговорен к смертной казни и казнен христианин, ибо он совершил поступок, всегда считавшийся самым тяжелым преступлением: он осмелился сорвать императорский эдикт и разодрать его на части, при этом издевательски хохоча. Даже Лактанций не одобрил такой поступок своего единоверца. Казнь была ужасна: преступника сожгли живьем.

Вскоре после этого в любимом дворце императора в Никомедии произошли два пожара с интервалом в пятнадцать дней. Естественно, подозрение пало на христиан, которые мстили за преследования, но следствие не обнаружило против них никаких улик. Тем не менее Галерий покинул город, заявив, что ему вовсе не хочется погибнуть в огне. Разгневанный Диоклетиан подозревал даже самых близких ему людей. Жертвы богам в доказательство невиновности он велел принести даже своей жене Приске и дочери Валерии. Многих христиан понизили до звания рабов и вольноотпущенников. Все христианские священнослужители были преданы смерти.