Он поманил ее к себе:

– Салеавеа!

Снова повернувшись к Хэпу, он перевел:

– Далеко Бредущая Женщина.

Когда Энни проходила мимо индианок, те закрывали собой своих детей и отворачивались. Воины прикасались к мешочкам с талисманами и амулетами, защищаясь от владеющего ею злого духа. Но Молодой Бык, стараясь не выдать своего страха, не отступил в сторону. В общем-то он единственный из них проявлял к ней какую-то доброту.

Хэп попытался хоть немного разглядеть ее сквозь застилающий сознание туман. Лицо у нее было изможденным и покрытым полосами грязи, сальные, спутанные волосы напоминали давно брошенное птичье гнездо, а изорванная одежда выглядела до крайности замызганной. Она не очень-то даже напоминала белую женщину, пока не подняла глаз. Они у нее были голубые, и в них светилась робкая надежда. Ему не нужно было ни о чем ее спрашивать – он и так видел, что ей пришлось перенести здесь все муки ада, и он почувствовал, как у него от жалости к ней сдавило горло.

А стоящий за ее спиной Молодой Бык тем временем объяснял ему:

– Она не говорить – чокнутая. Ты увозить женщина и сказать Хейуорт – только одна. Он давать еда, давать табак – белый вождь обещал!

– Послушайте, я… – начал он, понимая, что слишком обессилен, чтоб ей помочь, но, еще раз взглянув на нее, провел языком по потрескавшимся, обветренным губам и неуверенно пообещал: – Я постараюсь кого-нибудь прислать за вами, ну а сейчас… извините.

Глаза у нее расширились, она заморгала, чтобы удержать слезы, и ему стало очень стыдно.

– Я не в состоянии… не в форме… – его голос упал почти до шепота, и он отвел глаза в сторону. – Пришлю кого-нибудь другого, я не забуду…

– Нет! – воскликнула Энни. – Вы не можете уехать и оставить меня! Вы моя последняя надежда!

Бросившись к нему, она ухватилась одной рукой за его ногу, а другой уцепилась за руку и, поставив ногу в мокасине на его ботинок, принялась карабкаться вверх. На какое-то мгновение она повисла в таком положении, и оба они, опасно покачнувшись, едва не упали. Затем каким-то чудом ей удалось закинуть ногу на спину лошади, после чего, с трудом удерживая равновесие, она устроилась за седлом и наклонилась вперед. Натянув на себя свое одеяло, она продела руки под его куртку и ухватилась за пояс, на котором висела кобура.

Молодой Бык, потрясенный тем, что она заговорила, потянулся к ней рукой, но она от него отклонилась и крикнула у самого уха Хэпа:

– Поехали!

Ее нога ткнула Реда в бок, и конь сорвался с места, выдернув поводья из руки индейца. Хэп успел ухватиться за луку седла и удержался.

Молодой Бык некоторое время ошеломленно смотрел им вслед, а затем наконец пришел в себя и крикнул вдогонку:

– Ты сказать белый вождь. Молодой Бык не брать женщина плен – обязательно сказать! Говорить ему – давать еда!

– Черта с два, – пробормотал Хэп вполголоса, и в этот момент ее колено уткнулось в его больную ногу, так что у него потемнело в глазах от боли.

– У меня неважно с ногой – даже дотронуться нельзя. С ней нужно поаккуратнее. Не могу ступить на нее…

Чувствуя, как его качает в седле, она крепко его обхватила, сцепив свои тонкие пальцы у него на животе, и поддерживала, чтобы он не свалился. Даже под толстой курткой из бизоньей шкуры тело его было холодным, как лед, а рубашка мокрой, словно он только что вылез из воды.

– Вы больны, мистер? – спросила она.

Он хотел было ответить, что нет, но очередная волна тошноты поглотила готовые прозвучать слова.

– В общем-то, да, хотя вы и сами не выглядите слишком здоровой, – пробормотал он наконец. – Нам чертовски повезет, если удастся добраться до места.

– Надо добраться. А далеко до агентства?

– Не знаю, – произнес он сквозь стиснутые от боли зубы.

В голове у него была одна мысль – как бы найти в себе силы, чтобы дотянуть. Но он смертельно устал и чувствовал страшную слабость. Он готов был уснуть в любую минуту, но спать было нельзя. Ему нужно чем-то отвлечь себя.

Усиленно моргая, чтобы развеять туман в голове, он попытался сосредоточить свои мысли на сидящей за его спиной женщине.

– Меня зовут Уокер, Хэп Уокер, – пробормотал он, но ветер унес его слова.

– Что, что? – прокричала она.

– Хэп Уокер! – повторил он погромче.

Имя ей показалось знакомым, хотя уверенности у нее не было – прошло столько времени с тех пор, как она слышала родную речь. И она поспешила назвать себя:

– А я – миссис Брайс, Энни Брайс!

Брайс. У него было впечатление, что он должен знать это имя. Энни Брайс… Наморщив лоб, он попытался пробиться сквозь пелену тумана, заволакивающую сознание… Итан Брайс… На мгновение в голове у него прояснилось, и он увидел себя стоящим на пороге пустого дома, а перед ним был двор, на бельевой веревке висели, развеваясь на ветру, простыни, и он чувствовал себя совершенно беспомощным. Да, он вспомнил, когда это случилось, ясно вспомнил.

– Жаль, чертовски жаль, – пробормотал он и вдруг, потеряв равновесие, чуть не свалился с лошади, но в последний момент удержался: – Черт подери!

Не на шутку встревоженная Энни на минутку выпустила Хэпа из рук, чтобы закутать в одеяло его плечи. Пытаясь закрепить одеяло, заткнув за воротник, она случайно нащупала пульс у него на шее. Он был слабым и неровным.

– Мистер, вам нужен врач, и немедленно.

– Только бы добраться – добраться любой ценой, остальное неважно, – заплетающимся языком проговорил он и, огромным усилием воли заставляя себя не терять сознание, распрямил плечи и упрямо проговорил: – Со мной все в порядке.

Но он знал, что это не так. Он болен, болен настолько серьезно, что может и умереть.

Ветер к этому времени немного стих, зато снег повалил крупными хлопьями, устилая белым ковром тонкий слой льда. Если начнется вьюга и они заблудятся, то никакой надежды ни для него, ни для нее не останется. Она нащупала под одеялом поводья и взяла их из его ослабевших рук.

Она не имела ни малейшего представления, где они находятся, но лошадь, похоже, сама придерживалась какой-то дороги, так что она ослабила поводья, полностью положившись на нее. Рано или поздно, но куда-нибудь она их вывезет. Ну а пока единственное, что оставалось делать, – это не давать Хэпу Уокеру упасть с лошади и молить бога о помощи. Если он свалится с седла, Энни уже никак не сможет помочь ему.

Казалось, они ехали сквозь слепящую пелену снега уже целую вечность. Энни так долго держала Уокера, что у нее онемели руки, но она боялась их разжать. Наконец, когда ей стало совсем невмоготу от усталости, она слегка наклонилась в сторону и попыталась выглянуть из-за его спины.