Минуты две они молча смотрели друг другу в глаза.

– А ты молодец, – неожиданно похвалил он, – настырная. Не в матушку свою.

– Вы и ее знали? – Оля вздрогнула.

Надо же, день, полный сюрпризов. Нехороших, даже трагических.

– Знал. Представь, влюблен был немного, когда отец твой был у меня подследственным. Она уже тогда болела сильно, но все равно была красавица. Слаба духом только. Все ее ломали, как хотели, всяк на свой лад. Бабка твоя в свою сторону тянула, отец твой – в свою. Сволочь! – добавил Галкин с неожиданной ненавистью. – Сволочь! Прости, конечно, но это же он ее погубил!

– Вы можете не просить прощения. Я ничего не знала о нем в течение двадцати пяти лет. Может, он тоже ничего обо мне не знал?

– Нет, не так. – Галкин запротестовал, замотав головой. Комок волос на макушке стал разваливаться, как потревоженный ветром букет степного ковыля. – Он никогда не упускал тебя из виду, никогда. Просто не влезал в твою жизнь. Не афишировал, что у него есть такая дочка, умница и красавица.

Он осторожно поправил рассыпавшиеся прядки, пригладил их ладонью.

– Что ты знаешь о своем отце?

– Ничего. Я знала его всего полтора года. Летом его не стало.

Оля вздохнула и внезапно поняла, что ей было бы легче пережить разрыв с Вадиком, будь отец рядом.

– И ты так и не узнала, что он уголовник со стажем? – Галкин насмешливо скривил бескровные губы. – Убийца!

Оля оторопела. Она не знала, что делать. Возражать? Так она совершенно не знает правды о своем отце. Гневаться? А что, у нее есть на это право? Гнать этого Галкина взашей? Нет, не может она его выгнать, ничего не узнав.

– Начал Витек Деревнин еще в подростках. Промышлял много чем. Ничем, скажу тебе, не брезговал, чтобы денежку сшибить. Периодически попадался. К двадцати годам оброс авторитетом, стал матерым вором. Женился на твоей матери. Как ее угораздило с ним связаться – до сих пор не могу понять. – В голосе Галкина послышалась затаенная боль. – Как ослепла на оба глаза, когда в него влюбилась. Как оглохла и не слышала, что о нем говорят. Странный вы народ, женщины. Матушка ее, конечно, против была, но кто же в таком деле слушает родителей! Потом ты родилась, Оля. Витек сел почти сразу же по делу об ограблении сети ювелирных магазинов. Пока сидел, твоя мать с ним развелась, даже на свидания не ездила. Хотя он старался ей помогать деньгами: награбленное-то сбыть успел. Деньги он припрятал, мы мало что нашли при задержании. Он, разумеется, не выложил ничего, чтобы ему срок скостили. Понимал, что все это туфта и ментовский развод.

– Что именно? Обещания скостить срок?

– Да. Витек, он матерый вор был. Словом, награбленное сдавать не стал. Он вообще, знаешь, был зажиточным вором. Не пропивал, не проигрывал в карты, не тратил на баб, как другие джентльмены удачи. У него всегда кубышка была.

– Дальше! – потребовала Оля. – Что было дальше?

Она боялась двинуться, боялась повернуть голову. В ее квартире все сделано и куплено на деньги отца. На деньги вора? Ужас!

– А дальше он вернулся. И попытался вернуть твою мать. Но она была непреклонна, не подпустила его ни к себе, ни к тебе. Могу только догадываться, каких сил ей это стоило. От этого она, может, и заболела. – Галкин опустил голову и мотнул ею с силой, как будто ос отгонял. – Если бы она его не так сильно любила, может, и не заболела бы. Тоска, тоска ее съела! А потом уже и болячка прицепилась. Но, к чести твоего папаши, он принял ее решение с достоинством. Не досаждал, не пытался вернуть, не угрожал. Просто ушел в тень и все.

Оля прикусила губу, чтобы нечаянно не начать хвалить своего покойного отца за благородство. Галкин догадался, ухмыльнулся зло.

– Не надо делать из него героя, девочка. Он им не был. Просто тоже, наверное, ее любил и не захотел делать больно ни ей, ни тебе. Вот и все.

Он запнулся и забарабанил узловатыми пальцами по столу. Взгляд его, устремленный мимо Ольги в проем окна, сделался пустым и безжизненным.

«Как у сумасшедшего», – поежилась она.

– Что, все? Это конец вашей истории? Но тогда у меня вопрос: чего он так долго ждал и не появлялся в моей жизни? Мамы не стало, потом бабушки. Я осталась одна, когда мне было двадцать два. А он пришел еще через три года! Почему?

– Потому что сидел, Оленька, – со злым удовлетворением хмыкнул Галкин. – Долго сидел. А как только вышел и узнал, что ты теперь живешь одна, без бабки, которая его ненавидела, так сразу и приехал. Я так думаю.

– Сидел? – ужаснулась она запоздало. Все что угодно она могла подумать о своем отце, но не то, что он явился к ней прямо с тюремных нар. И эхом повторила: – Снова сидел… Снова ограбил ювелирные магазины?

– Бери выше, девочка! – Галкин воскликнул так, как если бы его распирала гордость за преступления отца. – Банк! Он ограбил банк!

– Банк? Один? Я имею в виду: он что, один грабил банк? Это же нереально!

– Умница, девочка, – неожиданно похвалил Галкин.

Странно улыбнулся, глянул на нее со смесью алчности и удивления. Так их коммерческий директор смотрел на потенциальных клиентов – как будто собирался сожрать.

– Вот и я говорил всем и каждому, что это нереально, чтобы один человек провернул такую операцию. В одиночку вывести из строя сигнализацию, вскрыть хранилище, вытащить оттуда что можно и нельзя и вынести все это из банка. И заметь: скрыться с добычей до того, как приехали мы! Разве это возможно? Гудини нашелся! Вот ответь мне, ты же умница: разве так может быть?

Оля отрицательно мотнула головой, хотя в душе засомневалась. О способностях отца она могла только догадываться.

– Вот и я о том же всем твердил. Что не один он был и что основную, самую важную часть добычи унесли его подельники. Но, – Галкин грустно вздохнул и стал нервно царапать ноготь на большом пальце левой руки, – разве кто послушает! А когда я по именам назвал его возможных подельников, то есть соучастников преступления, меня и вовсе из органов поперли. Так-то, девочка.

– Выгнали из органов за версию? Как-то не очень убедительно звучит, Иван Андреевич.

Она вспомнила его имя и отчество и сама перепугалась. А не на генетическом ли уровне у нее такая память на имена представителей органов правопорядка? Пусть даже бывших. Он ведь представился ей скороговоркой еще на лестничной клетке, а она, выходит, запомнила. А предыдущий полицейский так вообще не представлялся, просто удостоверение показал, а она выхватила имя – Георгий. И фамилию его, кажется, тоже запомнила.

– А как фамилия Георгия, с которым вы столкнулись в моем подъезде? – Она решила себя проверить.

Или ей привиделось, или у нее действительно фотографическая память и удостоверение было на имя Георгия Окунева.

– Жоркина-то? – Галкин удивился. – Окунев, Георгий Михайлович Окунев. А что?