И следом все хвитры дружно поворачиваются лицом к северу, к пропасти Ярмаланд, и принимаются кричать. Пронзительной песней, больше похожей на боевой клич, они приветствуют подземную богиню Хель. Ту, что по ночам восстает из бездны, являя миру свой мертвенно-бледный лик.

Со своего места Ристин различает границу Ярмаланда. Словно гигантская каемка изо льда, над которой клубится туман.

Ярмаланд. Край голых скал и вечного мрака. Где обитают крошечные отвратительные феи и смертельно опасные ночные вороны.

Когда-то давным-давно хвитры тоже пришли оттуда. В преданиях говорилось, что они покинули Хель на следующее утро после рождения Мира. Хвитры с крыльями вылетели из пропасти, бескрылые же твари выбрались из нее, вскарабкавшись по стенам.

Они выбрались на свет, воздвигли замок-крепость на горе Салаяк и больше уже никогда не возвращались к богине Хель.

Внезапно пение вокруг Ристин смолкает.

Хвитры дружно поворачивают головы. Со стены вокруг замка доносится ликующий крик.

– Тихо'. — поет Кайте.

Но ее никто не слушается. Все хвитры бросаются к краю площадки и устремляют свои взоры на подножье горы, на которой воздвигнут замок. Ристин тоже здесь и Кари рядом.

Солнце садится за холодные горы. Далеко внизу к югу от замка движутся темные тени. Ристин догадывается, что это длинная вереница хвитр. И они несут добычу!

Сотня воинов возвращается домой, неся за плечами тяжелые корзины, груженные едой. Скорее идут обратно после своего долгого весеннего странствия по землям людей.

Отряд возглавляет принцесса Яте – юная высокая хвитра в сияющем серебряном шлеме. Даже она несет корзину, но ее поступь медленная и усталая. Позади нее шествует длинный ряд воинов.

Ристин медленно пересчитывает их и у нее выходит восемьдесят. Двадцать воинов не хватает. Неужели они убиты? Или схвачены? Кого-то несут на носилках. Ристин замечает брата Яте – принца Дхора. Они дети брата короля Язила и единственные из высокорожденных хвитр, кому позволено покидать замок.

На носилках она видит клетку для волшебных палочек. На принце Дхоре лежит большая ответственность, ведь он носит палочки Хель, которые пробуждают весну. Неужто он болен?

Отряд движется через долину двумя колонами. И наконец достигает подножья горы Салаяк.

Воины машут обитателям замка. Кричат. Усталый крик победы.

Кайте издает грозный рык, и крылатые хвитры дружно строятся на Большой Башне. Они поднимают руки и расправляют крылья, приветствуя воинов-хвитр.

Под крепостной стеной открывается туннель. Воины проходят по нему и выбираются на двор замка. В руках они держат корзины с едой.

Пища. Наконец-то!

Ристин во всю ширь расправляет крылья, готовая броситься вниз с башни. Вечером в замке хвитр их ждет праздничный пир с уймой свежей еды.

– Братец! Я иду!

Йоран бежит через черное вспаханное поле. Он пропустил всю ссору, но теперь уже внизу.

Сначала он бросается к Самуэлю. Их матушка хлопочет возле пронзенного стрелой брата, но сам Самуэль уже вовсю карабкается на Рунный хребет.

– Самуэль? – кричит Йоран. – Как ты себя чувствуешь?

Его брат молча кивает. Рукой он держится за лоб, на котором зреет большая шишка.

Йоран обгоняет его и со всех ног мчится к рунному камню, крича:

– Никлис? Никлис!

С высоты доносится негромкий ответ:

– Я здесь! И Торкиль тоже.

Никлис шагает по гребню хребта, бледный, но невредимый. В руке он сжимает две странные серебряные палочки.

– Это и впрямь он? – недоверчиво спрашивает Йоран. – Ты не шутишь?

Никлис угрюмо кивает.

– Да. Торкиль вернулся… но он тяжело ранен.

Позади Никлиса возле рунного камня Йоран видит своего старшего брата. Он весь в крови.

– Приведи мать, – велит Самуэль.

Йоран поворачивается и кричит вниз с уступа.

– Матушка! Сюда, скорее! Торкилю нужна помощь!

Мать поднимается, но с угрюмым видом остается стоять возле своего брата. Она всегда была угрюмой, думает Йоран, всегда готовой к самому худшему.

– Он болен? – кричит она. – Черные нарывы на коже? Или проказа?

Самуэль качает головой.

– Он ранен, матушка, тяжело ранен.

Матушка Вострая кивает и принимается взбираться на Рунный хребет.

Йоран сопровождает ее до самого Рунного камня, где их ждет Никлис и лежит на земле Торкиль. Он приподнимает блестящую от пота голову.

– Матушка, – тихо говорит он. – Ты узнаешь меня?

Мать кивает и склоняется над сыном. Кладет руку ему на лоб.

– Где ты был, Торкиль? Что произошло с тобой на Севере?

– Я сбежал, когда напал Враг, – бормочет он. – Я предал мой отряд.

И его голова бессильно падает наземь.

– Торкиль крепкий, он выкарабкается, – сказал Йоран.

Но Никлис с сомнением покачал головой.

– Он слишком плох… Видал, какие у него раны?

Йоран молча кивнул.

– Скорее уж дядя Стейн выживет, чем он, – грустно пробормотал он.

Долина Скорбей погрузилась в тишину. Мать с Самуэлем ушли, увозя в телеге двух раненных мужчин. Они отправились на юг, к монастырю у Дубового озера.

Йоран с Никлисом медленно брели домой на хутор.

– Такие раны, словно его царапала гигантская кошка, – задумчиво произнес Йоран.

– Верно. Или кусала.

Никлис держал в руках две блестящие палочки.

– У него не было меча… но вот это выпало из его солдатского ранца.

– Они из серебра? – спросил Йоран.

– Не знаю. Но они могут быть волшебными. Волшебные палочки хвитр, представляешь?

Никлис порылся в мешке Торкиля и внезапно обнаружил еще кое-что.

– Гляди!

На дне котомки лежали деньги. Восемь серебряных монет.

– Прибережем их для матушки, – решил Йоран и отправился хлебать капустный суп, стоявший на очаге.

Время было уже за полночь, когда матушка Вострая и Самуэль вернулись домой с пустой телегой. Они оставили дядю Стейна и Торкиля на попечение монахов.

– Стейн пробудет там не менее трех дней, – сказала матушка. – Рана от стрелы оказалась глубокой.

Никлис облегченно выдохнул.

– Вот и хорошо.

Мать строго взглянула на него и наткнулась на упрямый взгляд сына.