— Тебе нравится?

Да пошло оно всё. Кто я, в конце концов, такой, чтобы от предложенного отказываться?

Сама пришла. После всего, что наплёл ей.

— Собираешься делать всё, что мне нравится? — усмехаюсь, заметив появившийся румянец на её щеках.

— Я имею в виду… — сглатывает нервно, бельё своё поправляет. — Всё это?

— Тряпки? Симпатично, — ещё раз взглядом от ключиц до стройных бёдер. — Только это так, забавы ради. Знаешь что действительно мужику нормальному важно? — за спиной её оказываюсь, ладонью бедра касаюсь. Девчонка вздрагивает и мгновенно леденеет. — Желание. Чтобы губы кусала от нетерпения, чтобы смотрела своим затуманенным взглядом и умоляла быстрее на члене оказаться. А ты как к насилию приготовилась, — всё это в шею ей шепчу, согнувшись под рост Оленёнка. Напоследок кусаю за мочку и смеюсь, когда она отпрыгивает от неожиданности, стоит мне пальцами к груди скользнуть.

Смелую из себя строит, а сама в обморок готова хлопнуться от практически невинных касаний.

— Прости… Я… Давай попробуем ещё раз? Просто это было слишком быстро.

Быстро?

Кажется, пора малышке кое-что растолковать.

— Слушай, Оленёнок, проясним одну вещь. Я не тот, кто будет с тобой любовью заниматься. У меня нет для тебя лепестков и сраного шампанского — только матрас на полу и дикое желание трахаться. Ты понимаешь вообще на что именно подписаться хочешь? — кивает, но руками себя обхватывает. Детский сад, твою мать. — Мужик, у которого бабы несколько лет не было, не в глаза тебе будет восторженно смотреть — раком нагнёт и отымеет так, что ходить потом не сможешь. Утрированно, конечно, но в первый раз точно пойдёт по такому сценарию. Быстро и жёстко, крошка. Возможно, даже грубо. Потом наверстаю, без вопросов, раньше не жаловались… — собираюсь закончить свою речь, но девочка меня перебивает.

— Ты собираешься делать мне больно?

— Не намеренно. Я вообще за обоюдное удовольствие, но моим партнёршам обычно нравились укусы, шлепки и подобное. Резать и хлестать тебя до кровавых соплей я не собираюсь, не по адресу. Но. Пока первый пар не спущу — могу сжать сильнее обычного или к заднице твоей приложиться так, что она покраснеет. Не уверен, что смогу себя контролировать, если тебе такое не по душе.

— Всё нормально. Мне это подходит. Если ты не хочешь, чтобы я ушла — я останусь, — опять храбриться пытается, только голос всё равно дрожит, а ладони в кулаки сжимаются.

Надо бы разрядить обстановку.

— Опусти свои глаза пониже, Бэмби. Я определённо не хочу, чтобы ты уходила, — выдавливаю из себя улыбку, на какую максимально сейчас способен.

Она сначала хмурится от непонимания, а после начинает скользить взглядом по моему телу, пока нужную деталь не выхватывает.

Милый смущённый Оленёнок.

Интересно, насколько красной она станет, когда стояк не будет прикрыт тренировочными штанами?

Розовые щёки, губу нижнюю прикусила, пальцы заламывает. Погодите…

— Ты вообще член видела когда-нибудь? Вживую, — вопрос сам вырывается. Этого дерьма мне ещё не хватало. Мигом на лестничную клетку полетит — принца ждать, чтобы девственность свою ему с гордостью вручить в первую брачную ночь.

— Да. Может, перейдём уже к делу? У тебя здесь не очень тепло.

Запястье её обхватываю пальцами, на себя дёргаю, позволяя в грудь мою врезаться, чтобы задницу упругую сразу ладонями накрыть и заставить приподняться.

Хоть на стул её ставь, чтобы разницу в росте компенсировать.

Девчонка руками меня послушно за шею обхватывает, прижимается телом своим и голову запрокидывает, будто специально мне губы свои подставляя.

Не целую.

Языком трахаю её горячий рот, пальцами ныряя под тонкую ткань на ягодицах, впившись с такой силой, что малышка не выдерживает и в губы мне стонет.

— Последний шанс, — едва удаётся оторваться от неё. За последние крупицы рассудка хватаюсь.

— Что…

— Последний шанс уйти, Оленёнок. Дальше я тебя из своих рук уже до утра не выпущу.

И вместо согласия — поцелуй, после которого у меня окончательно срывает тормоза.

Это будет очень долгая ночь.

Чёрт-чёрт-чёрт.

Нужно было признаться ему.

Рассказать о том, что с моим первым и единственным парнем мы доходили до стадии полного раздевания — точнее, только он доходил — и я всё видела, но ничего такого в моём теле не оказывалось.

Моя девственность ещё при мне. Технически. Не могу назвать девушку невинной, если она занималась вещами из категории «восемнадцать плюс». О каком целомудрии речь, когда я уже лежала практически голая перед мужчиной и готова была переступить черту? Просто его родители вернулись не очень вовремя.

А потом мы с ним разбежались — я узнала о периодических изменах того, кому по неопытности безоговорочно доверяла.

Плевать.

Пусть всё идёт своим чередом.

Надеюсь, он не заметит, а я смогу перетерпеть первую боль.

Мне нужно вытеснить из головы страх, который постоянно окутывает меня после очередного переезда. Раствориться, дав себе мизерную передышку от моей реальности.

Этот мужчина обещал дать мне свою защиту. У меня будет несколько спокойных месяцев, в течение которых я смогу найти остаток суммы, а после, наконец, зажить новой спокойной жизнью где-то вдалеке от этого клоповника.

Пару ночей в неделю — ничто. Я забуду об этом уже очень скоро.

И он обещал не делать мне больно.

Мозолистые грубые ладони забираются под резинку белья. Начинаю дрожать, но тут же пытаюсь взять себя в руки, потому что мне нельзя.

Нельзя себя выдать.

Я — опытная женщина, которая умеет делать хорошо. Отчаянно пытаюсь себя в этом убедить.

Прикосновения становятся настойчивее.

Он жадно ощупывает каждый уголок моего тела. Не церемонится. Откровенно лапает, не заботясь о том, что кожа под его пальцами моментально покрывается красными пятнами, некоторые из которых утром нальются более тёмными цветами и ещё несколько дней будут напоминать мне о случившемся в этой квартире.

Во рту становится сухо.

Будто выпивает меня до дна.

Затягивает в свои сети, из которых уже невозможно выбраться.

— Развернись ко мне спиной, — в губы мне тяжелым дыханием, подталкивая мигом выполнить приказ.

Не может с моей медлительностью смириться. Сам разворачивает и мгновенно щёлкает застёжкой белья, стаскивая тоненькие лямки с моих плеч, недовольно зубами в шею ужалив, когда я чашечки тканевые ладонями обхватываю, на остатках страха не позволяя лифу упасть к ногам.