— Меня?

— Ну, собака мне точно не ответит! — улыбнулся он, глянув на меня, и я тоже невольно растянула губы. Улыбка у него была такой задорной, открытой… Я сказала тихо:

— Я Аля.

— Что за имя такое? Алла, что ли?

Он развернул пакетик, сделанный из куска газеты, и насыпал на рану белый порошок. Я всё гладила собаку, а потом вдруг решила обидеться. Неужели моё имя такое редкое?

— Не Алла, а Алевтина, — ответила твёрдо. — А тебя как?

— Николай, — он скомкал газету и выкинул в траву. — Всё, пускай. Завтра ещё обработаем. Если поймаем.

— Поймаем, — уверила его я. Даже ловить не будем. Потому что я заберу Лимон домой. Поднялась было, но Коля схватил за запястье:

— Стой, тебе давай обрабатывать. Вдруг заразу подхватила.

— Да заживёт само.

Меня не слушали. Совершенно по-мужски, решительно и эгоистично, Коля притянул к себе мою правую ладонь и щедро полил перекисью. Я зашипела, но прикусила губу и замолчала. Не маленькая, не буду ныть! А Коля наклонился и подул на ладонь.

До этого только Валя так делала…

— А платье зашей, а то мамка орать будет, — деловито посоветовал Коля. — Я б нитки вынес, да не нашёл, где лежат.

— Да я Вале отдам потихоньку, она зашьёт, — смущённо пробормотала я.

— Валя — это сестра?

— Да нет, это наша домработница, — я смутилась ещё больше, потому что… Когда-то иметь домработницу было для нас само собой разумеющимся делом. Но теперь, помахав тряпкой в магазине и поработав на других, ещё менее котирующихся работах, я поняла, что Валя убирала за нами весь срач годами, готовила каждый божий день, бегала по магазинам в поисках вкуснях и всё с улыбкой, с песенками, задорно. Мне стало ужасно стыдно, когда я вспомнила, что разбрасывала вещи из шкафа, а потом они чудесным образом снова укладывались на полки, сложенные и проветренные.

— Эх ты, сама, что ли не умеешь? — подколол меня Коля. Я густо покраснела — ощутила жар, приливший к щекам, — сказала:

— Да зашью я сама, зашью.

— Ну, я пошёл тогда.

Коля встал, и мне ужасно захотелось его удержать. С ним было спокойно и безопасно. А вдруг мальчишки вернутся? И Лимон надо где-то спрятать… Я же не могу пойти с ней домой вот так сразу, мама ещё дома, и папа сегодня выходной!

И нужно купить ошейник и поводок…

У меня в копилке хранилось три рубля. Должно хватить, но я даже не знаю, где можно купить вещи для собаки. Это в моё время в Питере полным-полно зоомагазинов и ветеринарок, а сейчас, в восемьдесят восьмом?

— Подожди, — вскочила. — Ты можешь мне помочь?

Он обернулся, посмотрел своими красивыми глазами, и я заметила на его лице веснушки. Маленькие, почти невидимые, но такие милые! Люди с веснушками самые добрые, так говорила Валя…

Коля кивнул подбородком куда-то под арку подворотни и неопределённо сказал:

— Дела у меня.

— Пожалуйста, — попросила я тихо. — А я тебе сыграю на скрипке, если захочешь!

Глупо, да, но в этот момент никакого другого способа заинтересовать мальчика в голову не пришло. А Коля неожиданно улыбнулся:

— Так это ТЫ каждый вечер пиликаешь? Тебя из окна слышно по всему району.

— Я. Только я не буду пиликать. Я теперь буду много заниматься.

Он смешно покрутил головой, словно ужасаясь, и я нахмурилась. Неужели моя игра такая кошмарная? Хотя, конечно, пиликала я тогда знатно. Скукотища же. А теперь… Теперь всё изменится. У меня есть цель, я знаю, куда идти, чтобы изменить своё будущее.

— Хочешь, покажу? — спросила, снова раскрыв футляр. Коля поколебался, но кивнул. Лимон удобно устроилась под деревом на траве и вывалила язык наружу, дыша тяжело и часто. Ничего, Лимончик, всё пройдёт.

Прижала подбородником скрипку к ключице. Пальцы сами легли на шейку. Смычок на мгновение завис над струнами, а потом мягко погладил их. Я играла то, что помнила, что ещё хоть немного любила из музыки — Рахманинова. Чарующие звуки плачущей мелодии наполнили двор, я словно растворилась в скрипке и в самом процессе, а Коля отступил на два шага. На его лице появилось странное выражение. Как будто он хотел оттолкнуть меня, не слушать, чтобы я перестала играть, чтобы стихла музыка. Но в то же время брови его поднялись домиком, почти жалобно, а глаза стали большими и тёмными…

— Алька-а-а!

Голос из окна пронёсся ласточкой, забился в стены двора, спугнул музыку. Я опустила скрипку и испуганно глянула вверх. Валя!

— Иди домой, Алечка!

Я сразу сдулась, всё моё вдохновение куда-то испарилось, и сказала:

— Зовут меня…

Коля ожил, помотал головой. Буркнул:

— Иди тогда.

— Тебе понравилось?

Он неопределённо пожал плечами, потом добавил неуверенно:

— Красиво.

— Я заниматься буду сегодня, будешь слушать?

Он кивнул. Указал на собаку:

— За ней смотреть надо, чтобы не мокрила рану.

— Не мочила, — автоматически поправила его. — Я её домой заберу. Только надо купить ошейник и поводок.

Он мотнул головой:

— У меня денег нет, — и глянул с опаской мне в глаза. Нахмурился: — А ладно, заработаю. Вечером пойдём на Птичку, купим.

— У меня есть три рубля.

— Может и не хватить.

— Алька-а-а!

— Иди уж, — бросил Коля, уходя. — Вечером выйдешь, я тут буду.

Я кивнула, складывая скрипку в футляр, сказала Лимон:

— Жди меня, сегодня ты станешь моей собакой!

Поднимаясь по лестнице, я репетировала речь. Папе скажу, папа у меня хороший. Он может выслушать аргументы, которые у меня есть, и подумать над ними со всей милицейской справедливостью. Он и маму может уговорить. А ещё папа может стукнуть кулаком по столу, и тогда всё будет по его. Но, чтобы он принял мою сторону, нужно его убедить.

Скажу так: «Папа, я обещаю, что буду учиться на одни пятёрки и заниматься музыкой по шесть часов в день!»

Да, это должно подействовать! Обязательно! Ведь папа любил слушать про мои школьные успехи.

Любит, то есть.

Взялась за ручку двери, вздохнула. Ох, боженька, помоги! И вошла. Валя встретила меня в коридоре с тряпкой в руках:

— Чего это ты, Алечка, концерты во дворе устраиваешь? Уж народной артисткой заделалась?

— А вот и заделаюсь! — я вскинула нос. — Азалия Эдуардовна сказала,