Когда настало время возвращаться домой, я ждал, пока отец загрузит все наши вещи в багажник, и, когда он отвернулся, я протолкнул книгу в самую глубь. Я не хотел, чтобы кто-нибудь ее нашел – а уж тем более отец! Как ни странно, несмотря на то что я так усердно спрятал книгу, по приезде домой совершенно про нее забыл. Из Девона в Уолсолл ехать долго, поэтому предки разгрузили вещи лишь на следующий день. Когда я увидел, меня словно молнией шарахнуло: «Твою же мать! Книга!»

«Может, не найдут?» – пытался я себя убедить. Черта с два… Я сидел в гостиной и смотрел телик, как вдруг влетел отец. Швырнул в меня книгу и грозно спросил:

– Это еще что такое?

– Что?

– Не прикидывайся! Книга!

– Просто книга.

– Серьезно? А ты хоть знаешь, о чем она?

– Да, – ответил я.

Отец сверлил меня взглядом: «Но сам ведь ты не такой?»

Полагаю, я много чего мог ответить. Мог сказать: «Мне было любопытно, пап! Просто забавы ради!» Это даже была бы правда – как бы. Но я этого не сказал.

«Такой», – ответил я.

И вот в тринадцать лет я признался отцу. Он пристально посмотрел на меня, развернулся и вышел, хлопнув дверью.

Больше он не поднимал эту тему – во всяком случае, в разговоре со мной. Но книга вызвала в доме небольшую суету. Я знаю, отец рассказал маме, и чуть позже об этом узнала и моя бабушка, Сисси. Когда я ее увидел, она казалась блаженно невозмутимой.

«Да не дрейфь, малыш! – успокоила она меня. – Папа твой тоже через это проходил!»

Чего? Я знал, что папа был симпатичным молодым человеком, и оказалось, что задолго до знакомства с мамой в него втрескался какой-то парень и постоянно дарил ему подарки. По словам бабушки. Дошло ли до близости? Кто знает.

Я был не сильно шокирован тем, что сказала бабушка. Я лишь еще больше недоумевал. Это чувство охватывало меня все сильнее и сильнее.

Как бы там ни было, у папы тоже было тайное чтиво. Однажды я был один дома и без особой причины слонялся по комнате родителей. Я залез к ним в гардероб, подвинул несколько пар обуви… и увидел под ними несколько журналов.

Назывались они «Здоровье и полезный образ жизни», публикации о нудистах, кем мои родители, безусловно, не являлись. «Что они здесь делают? – задался я вопросом. – Наверное, папины. Вряд ли мама такое читает!» Это были не пошлые журналы и не порнография. Скорее, они были довольно, ну… естественными, но фотографии голых парней меня здорово возбудили.

В молодежном клубе Блоксвича я наткнулся на крайне поучительную публикацию. Пошел в сортир и увидел книгу с черно-белыми эротическими картинками – автором был Боб Майзер, который, как теперь я знаю, был прогрессивным американским фотографом-геем.

В 14–15 лет я не имел ни малейшего понятия, кто такой Боб Майзер, но его фотографии меня зачаровывали. В книге было полно снимков накачанных парней, лежавших в стрингах на камнях либо стоявших под фонарным столбом. Пролистав книгу, сидя на толчке, я охренел.

Возникла дилемма: стащить книгу или нет? К черту сомнения! Здесь совесть беспомощна! Я запихнул книгу в штаны, придумал идиотскую отмазку, сказав, что надо делать домашку, и поскорее побежал домой.

Книга оказалась настоящим кладом! В ней было полно постановочных фотоисторий. Один парень в жилете говорил другому: «У меня мотоцикл сломался. Не починишь?» И как только второй парень нагнулся, первый ему сказал: «Эй, а у тебя классная попка!», и стал щупать его задницу.

Фотки в книге Майзера были для меня на вес золота. Я дрочил на них как сумасшедший. Поразительно, сколько раз юноша может вздрочнуть на одну и ту же картинку, пока не надоест. Я спрятал книгу у себя в комнате. Удивительно, что мама ее не нашла, учитывая, что каждый день убиралась.

В том же туалете молодежного клуба в Блоксвиче я обнаружил на полке огромный самотык. Вымыл его в раковине и протащил домой под курткой. Эта штука подарила мне долгие часы непомерного удовольствия. Я прятал его под одеждой в гардеробе. Предки ничего не заподозрили.

По крайней мере, я так думал. Однажды вечером сидел в гостиной и смотрел телик. Отец читал газету Express & Star. И, даже не посмотрев на меня, сказал мне:

«Не хочешь ли ты избавиться от этого предмета, Роб?»

Кровь побежала по венам. Как он узнал? И давно ли знает? Однако, вернувшись в комнату, я не смог заставить себя выкинуть эту штуку. Все равно что руку отрубить! Этот «скелет» так и лежал в шкафу, и больше отец эту тему не поднимал.

Я был озабоченным подростком, гормоны зашкаливали. Я пытался что-нибудь разыскать, вычитать, но бесполезно. Все было покрыто тайной. А тут после уроков еще и история одна приключилась.

Небольшой местный металлопрокатный завод запустил неформальную программу, согласно которой дети могли раз в неделю после уроков приходить и смотреть, как использовать всякое оборудование вроде токарного станка, тисков и дрели. Полагаю, хотели завлечь молодых ребят и заинтересовать, чтобы те спустя пару лет прошли обучение и работали на заводе.

Даже несмотря на то что мне было совершенно неинтересно работать на заводе – как я уже сказал, сама идея вселяла в меня ужас, – я все же пошел за компанию с парочкой одноклассников. Решил, что это всего на час после школы – хоть чем-нибудь займусь. Лучше, чем дома со скуки умирать.

К сожалению, мы быстро поняли, что мужик, проводивший обучение в небольших мастерских, под фразой «взять их молоденькими» имел в виду совершенно другое. Ему было неинтересно обучать нас нюансам инженерства. Он просто хотел нас полапать.

Этот усатый мужик средних лет показывал нам, как изготавливать садовый совок или кочергу на огне, а потом ходил за нами кругами. Дал мне лист металла с пометкой и просил отшлифовать до линии, а сам клал руку мне на задницу или между ног на брюки.

Он ходил по заводу от одного мальчишки к другому, всех нас трогал, и никто и слова не сказал. Он и сам ни слова не проронил, пока нас лапал. Происходило это каждую неделю… Но мы с друзьями никогда это не обсуждали. Будто ничего и не было.

Я мучился и никак не мог признаться себе в том, что я – гей, и хотя от прикосновений этого мужика я не возбуждался – мне это казалось грязным, омерзительным и противным, – я лишь подумал: «Ну, видимо, так себя геи и ведут? Вот оно как?» Я даже задался вопросом: «И так на всех заводах?»

Как ни странно, мы ходили туда как минимум еще недель шесть. Черт его знает зачем. Мне просто нечем было больше заняться. Затем однажды на неделе, после чересчур навязчивого приставания, по дороге домой я сказал одному из друзей, что меня, честно говоря, это уже порядком достало.

– Меня тоже! – сказал он, выдохнув с облегчением. – Может быть, тогда перестанем ходить?

– Ага, – ответил я.