На несколько часов полицейское начальство впало в ступор. Такого нахальства в преддверии традиционной российской забавы (выборов в Госдуму) ожидали меньше всего. Работники низшего звена, растерянные и озадаченные, расползались по углам, многие спешили убраться подальше. Технические службы уже работали с роликами, прощупывали возможность выявления электронного адреса их дерзкого автора. Психологи заинтересовались голосами преступников. Капитан Лихачев с миной скорбной, как у сапера, не знающего, какой из проводов резать, добрел до рабочего места, извлек из стола початую емкость с коньяком, налил, выпил — и так три раза. Затем, не обращая внимания на присутствующих, уставился в пространство и что-то забормотал про холестериновые бляшки, пересадку печени, про «ну ее на хрен, эту б…дскую работу»…

Нельзя сказать, что после данного события поиски майора прекратились, но как-то поутихли. Чутье подсказывало операм, что стараться глупо. И всем хотелось знать, что будет через трое суток. Майора Огульнова не любили и боялись, многих он держал в узде, был слишком одиозной и харизматичной личностью…

В пятницу, седьмого октября, капитан Лихачев пришел домой в одиннадцать вечера. Устал как собака. Планы были грандиозные: в душ и спать. Принимая душ, он залил всю ванную комнату. После него туда прошмыгнула жена и, ворча, что мужчина — это скотина, за которой нужно постоянно убирать, принялась наводить порядок. До кровати капитан не добрался, зазвонил телефон.

— О нет… — простонал измученный мужчина, поднимая трубку.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался собеседник. — Простите, что отрываю от сна, но если вы хотите найти своего шефа, то должны поторопиться. Ельцовское кладбище, 34-й участок, две березы над оврагом. Три метра на север от трехствольной. Глубина классическая — два метра. Удачи, капитан. Облегчу вам задачу: я звоню из таксофона на автовокзале, очевидцы и продавщица в аптечном киоске вспомнят сутулого бородатого мужчину в штормовке и вязаной шапочке. Отпечатков пальцев на трубке не будет. Но все равно проверьте. Еще раз простите, что не даю поспать. И еще, капитан… — собеседник помялся. — Бросали бы вы действительно эту б…дскую работу…

Ровно в полночь почетный кортеж, вереща сиренами и переливаясь «цветомузыкой», ворвался на Ельцовское кладбище и помчался по аллеям, распугивая мертвецов. 34-й участок — самый дальний, труднодоступный, непопулярный и непрестижный — располагался за оврагом, в трех верстах от центральных врат. Могилки обрастали мхом, свежих захоронений здесь практически не было. А у оврага и вовсе — бугрилась земля, лежал жухлый бурелом. Машины выстроились полукругом с зажженными фарами. Люди выходили в моросящую ночь, ежились.

— Как романтично, блин… — выразил общее мнение лейтенант Корочкин.

— Копайте, чего вы ждете! — взвизгнул полковник Власюк, примчавшийся во главе колонны на белом «Мерседесе».

Копали местные «копатели», недовольные, что их подняли в неурочное время. Место «захоронения» вычислили быстро — «террорист» не обманул. Обнажился деревянный ящик, не подающий признаков жизни. Его обкапывали, чтобы встать рядом. Затем отрывали доски, извлекали тело, измазанное фекалиями и издающее острый аммиачный запах. Когда майора подняли на поверхность, люди ахнули и в страхе попятились перед новоявленным мертвецом. Жесткий «ерш» на голове майора был полностью седой. Он не понимал, где находится и почему. Лицо исказилось, напоминало восковую маску. Мертвецки бледный, в глазах бесился сумасшедший огонь — они блуждали, ни на ком конкретно не останавливаясь. Что-то мямлил, но его никто не понимал, зубы стучали. Это был не человек — растение. Майор внезапно дернулся, завертел головой и что-то замычал, когда его попытались поставить на ноги. Потом начал вырываться, порывался куда-то пойти на подгибающихся ногах, но его держали. Из кареты «Скорой помощи» уже бежали двое с носилками.

— Мертвец… — украдкой крестились оперативники. — Натуральный мертвец…

— Да нет, скорее зомби…

— Черт возьми, это пипец… — бормотал потрясенный Корочкин. — Был опытный — стал подопытный… У Глеба Кирилловича острое психическое расстройство… Крыша у человека съехала…

Люди ошарашенно молчали — даже полковник Власюк проглотил от ужаса язык. Каждый в эту минуту почувствовал, что на месте Огульнова мог оказаться он сам. И никто не видел, как из-за белого «Мерседеса» появилась фигура, пристроилась поближе и начала снимать на компактную видеокамеру…

Неприметная «Тойота» вывернула из-за угла, проехала под фонарем и приткнулась к тротуару в темной зоне. Водитель отстегнул ремень и принялся воровато озираться. Сердце колотилось, он сильно переживал. Но развернуться и уехать не мог — природа звала. Терзаться нечего, все в порядке, схема отработана, а количество посвященных — минимально. Но каждый раз перед тем, как это сделать, он чувствовал сильное волнение, граничащее с паникой, — не дай бог…

Мужчина находился в окраинном районе Левобережья. Вздувшийся асфальт проезжей части обрамляли чахлые кусты, прямо по курсу просматривался длинный бетонный забор. Фонари горели через раз. Прохожих не было, машины уже не ездили — в этом районе лишь частный сектор и несколько промышленных предприятий. И кое-что еще… Часы на приборной панели показывали начало двенадцатого. Кончился дождь, но в воздухе висела плотная влажная дымка. Убедившись, что все в порядке, мужчина тронулся с места, проехал вдоль забора, свернул в переулок и через пару минут протащился мимо стоящей в крохотном садике облупленной двухэтажки. Лампочка на входе не горела, но он прекрасно знал, что там висит табличка с надписью: «Детский дом № 8».

Он еще не выжил из ума, чтобы маршировать через парадный ход. Добрался до проулка, свернул под облетевшую акацию, преодолел метров семьдесят, снова свернул и подъехал к задней двери. Здесь тоже громоздились кусты и, как назло, горел фонарь. Он выбрался из машины, неприязненно покосившись на источник освещения, вынул сотовый телефон и отправил заранее заготовленное послание с одним словом. Мужчина нервничал. Он был высокий, имел представительную внешность, несмотря на некоторую рыхлость. Лысина в центре прически его не портила, а внушительная нижняя челюсть, почти переходящая в плечи, только добавляла солидности. Одет был неброско — куртка средней паршивости, мешковатые брюки. Камуфляж по случаю — не тащиться же сюда на «Кайене» в плаще от Гуччи… Он спохватился, вытащил из машины шапочку, натянул на уши, поднял воротник и, не переставая озираться, засеменил к двери.

Стучаться не пришлось. Едва он поднялся по скрипучим ступеням, как дверь отомкнулась, и из мрака выскользнула женщина — она держала что-то на руках, завернутое в одеяло.

— Ох, подведете вы меня под монастырь, Павел Максимович… — прошептала она, передавая мужчине свою ношу. Он принял ее с бешено колотящимся сердцем, бережно обнял, прижал к себе.

— Не волнуйтесь, Зинаида Осиповна… Все будет в порядке, уж не в первый раз, поди… Надеюсь, вам понравилась переведенная на ваш счет сумма?

— Сумма-то понравилась, Павел Максимович, но мы должны быть осторожны, это вам не шутки шутить… Мальчику пять лет, зовут Коленька, глухонемой от рождения. Я дала ему снотворное, он крепко спит. Условия жесткие, Павел Максимович, вы должны вернуть малыша не позднее пяти утра — пока не рассветет. Я буду дежурить всю ночь с тяжелым сердцем, сделаю все, чтобы посторонние его отсутствие не заметили. И чтобы он… ну, вы понимаете…