– А красавец твой где, на ремонте? – вспомнил Илларион про ярко-красную «тойоту».

– Красавец в стойле. Не хочу здесь слишком громко о себе заявлять.

– Значит, проблемы серьезные. Кофе будешь?

– Давай. Мне сегодня на нервной почве без конца чего-нибудь жевать или глотать хочется.

– Выбирай как лучше: с конца рассказывать или с начала?

– Начну с середины, с самого главного. Слышал что-нибудь про «Русский остров»?

– Сейчас столько всего русским называют.

Затрепали вконец хорошее слово.

– В общем, это шоу на выживание. С призом в четверть миллиона баксов.

– Не слабо. Жалко меня не пригласили поучаствовать.

– Вот как раз приехал пригласить.

– Да ну, я пошутил. Нечестно будет по отношению к остальным. Там ведь люди без специальной подготовки. Небось и женщины есть.

– Есть. Только я к тебе приехал просить, чтобы ты согласился. В этот проект уже вбуханы сумасшедшие, даже по телевизионным меркам, бабки – два месяца уже реклама крутится. А сейчас все висит на волоске.

– Середину я более или менее усвоил, давай теперь к началу вернемся.

– Сигареты есть? Последнюю по дороге скурил, возле киоска не было времени притормозить.

– Ладно, можешь не оправдываться, – подойдя к вешалке Забродов, достал из кармана куртки начатую пачку.

– Конкурс мы провели, отобрали свою «чертову дюжину». Не знаю, может, в самом деле эта цифра сделала свое мерзкое дело? Но, опять-таки, переиграть нельзя, цифра «тринадцать» в рекламе уже засвечена. На сегодня назначен вылет, а двух участников у меня уже нет. Один помер, второй напуган до смерти.

Жадно затягиваясь, режиссер в сжатом виде рассказал про случившееся утром. Раздавил сигарету в красивой хрустальной пепельнице и тут же закурил следующую.

– Я был в морге, там уже делали вскрытие.

И ничего, никто мне даже не намекнул, что вот, мол, сомнения есть. В заключении написано «острая сердечная недостаточность». Выглядит вполне естественно: человек немолодой, переволновался во время отбора. Узнал, что прошел в финал – вот тебе новый повод для стресса.

Забродов слушал стоя, прислонившись к дверному косяку. Поговорку «в ногах правды нет» он не мог применить к себе – стоя ему всегда лучше думалось.

– С этой стороны вроде пронесло. Хуже всего другое. Я прикинул ночной расклад и понял: это кто-то из наших сотворил, кто-то из тех, кто сегодня улетит на Обь.

– Да? – вопрос Забродова прозвучал скорее риторически.

– Либо из моей съемочной группы, либо из игроков. Хочешь, сам подъезжай посмотри.

– Ладно, подъеду. Только нарисуй мне ваш ночной расклад. Сейчас дам бумагу, ручку.

– Понимаешь чем это грозит?

– Продолжением «банкета» на острове.

– Вот-вот. Не пойму, какая была цель, но там может все, что угодно случиться.

– Сколько человек знает?

– Теперь уже четверо. Мы с тобой, парень, что был соседом. И Бузыкин – это наш с ним совместный проект, мы с ним не один пуд соли вместе…

– Понятно, – прервал Забродов ради экономии времени. – Поступим таким образом. Я сейчас смотаюсь в морг, надо убедиться все ли так плохо, как тебе кажется. Тебе там делать нечего – посиди пока и постарайся все вспомнить.

– Ты надолго?

– Постараюсь не задерживаться. Дай-ка ключи от машины. Мой «лендровер» тоже тачка заметная.

В этом московском морге, бывший инструктор ГРУ бывал уже не раз. Однажды опознавал здесь своего близкого друга. Стоило Забродову появиться в любом здании, как мозг автоматически запоминал внутреннюю планировку, точки входа и выхода. Огромный опыт позволял сориентироваться в системе сигнализации и размещении персонала.

Илларион очень быстро оказался в помещении с кафельным полом и высокими металлическими лежаками на ножках с колесиками. Никто из работников морга не заметил, что сюда проник посторонний.

Труп Забродов опознал бы даже без бирки – режиссер описал его с профессиональной точностью. Жалко, конечно, мужика, совсем еще не старый. Жалко, не зависимо от того, умер он своей смертью или стал чьей-то жертвой.

Почти от самого горла начинался длинный разрез, заканчиваясь в нижней части живота. Опавший живот указывал на то, что кое-какие органы успели извлечь при вскрытии. Но сердце было на месте…

– Так быстро? – спросил Фалько с затаенной надеждой, что все не так плохо, когда хозяин квартиры вернулся домой.

– Ничем не могу обрадовать.

От отчаяния щуплый, низенький режиссер сильно стукнул кулаком в стену. Забродов слегка шевельнул бровью.

– Извини.

– Ничего, дом старый, стены крепкие. Его даже тротилом не так просто развалить.

– Ты в методе своем уверен?

– Да. Никакого яда. Но чрезмерная доза сильнодействующего лекарства может с такой же гарантией отправить на тот свет.

– Они это поняли? Тоже все обнаружили?

Пока держат паузу?

– Знаешь, сколько им вскрытий приходится делать? Если никто не настаивает на особом тщании, тогда дело превращается в пустую формальность.

– Ладно, – вздохнул Фалько. – Давай дальше. План я тебе набросал.

Линии на листке трудно было назвать прямыми, но схема читалась. Лестница, лифт, коридор.

Номера обозначены квадратами, рядом мелким почерком фамилии постояльцев.

– Здесь мои люди, здесь – игроки.

– Где проходит внешняя стена?

Фалько начертил контур.

– Двух человек я поставил в коридоре.

– Вооруженных?

– Да нет, конечно. Я же ничего такого не подозревал! Просто поставил, чтобы не лезли посторонние. Все-таки, прошла такая реклама! Да еще и за режимом надо было следить. А то устроили бы мои финалисты на радостях «лей-пей» до утра.

– Ты, значит, воздержание среди них проповедуешь?

– Сегодня съемки в аэропорту. Они должны быть свеженькими и чистенькими. Чтоб потом народ оценил в кого они превратились. В прошлых шоу ведь как было – вроде люди живут как робинзоны – а шмотье выглажено, ноги у девчонок побриты.

– Куликов, отставной капитан ГРУ, – прочел Забродов фамилию возле рокового номера.

– Женя, нормальный парень. Его я меньше всех подозреваю.

– Надо будет мне срочно с ним увидеться.

– Даже не знаю. Я всеми силами ему внушал, что мужик своей смертью умер. А теперь…

– И еще подбрось мне данные по остальным участникам.