Зара помнила эти «Волги», они мчались мимо на бешеной скорости и вырывались вперед на красный свет. Теперь у Оксанки была такая же. И свой водитель. И еще охранник. Золотые серьги с крупными бриллиантами. И ослепительно белые зубы.

В детстве Оксанка и Зара едва не попали под подобную «Волгу». Они возвращались домой из кино и шли по пустынной дороге. Зара выкопала из своего кармана синевато-серую затвердевшую жвачку, срок годности которой давно истек. И тут появилась машина. Они услышали звук, но не видели саму «Волгу», так как она внезапно вырулила из-за угла, возникнув прямо перед ними, и также бесследно исчезла. Она была от них на расстоянии пальца. Дома Заре пришлось подпилить ноготь указательного пальца. Она сломала его о шину выскочившей машины, другой ноготь вывернулся и отделился от мяса. Он кровоточил. В их коммуналке жила семья, чья дочь попала под черную «Волгу». Милиционер козырнул и сердито сказал, что ничем помочь не может. Так уж заведено. Это правительственные машины, что с ними поделаешь? Вдобавок еще семью обругали и велели убираться домой. Поэтому Зара не хотела рассказывать матери о происшедшем, но та заметила вывернутый ноготь и кровоточащий кончик пальца. Она не поверила бы в любые объяснения, сразу поняв, что это ложь. Когда Зара сказала, что черная «Волга» едва не наехала на них, мама ударила ее. Она также захотела узнать, видели ли их сидевшие в машине.

— Не думаю. Она пронеслась так быстро.

— Не остановилась?

— Нет, конечно.

— Никогда, никогда не подходи близко к такой машине. Сразу беги, едва ее увидишь. Все равно, где бы это ни было. Беги сейчас же домой.

Зара поразилась. Сразу так много слов из уст матери. Это не часто случалось. Ей было безразлично, что мать ударила ее, но эта вспышка в глазах! Она была такой яркой. Материнское лицо свидетельствовало о сильном гневе, хотя обычно ничего не выражало. В ту ночь мать не спала, сидя у кухонного стола и глядя прямо перед собой. После этого случая она по вечерам выглядывала в окно из-за занавесок, будто боялась, что около дома поджидает черная «Волга» с приглушенным мотором. Затем стала просыпаться по ночам и смотреть на спящую дочь. Подходя к окну, она выглядывала наружу. Вновь укладываясь спать, она оставалась в напряжении, пока не засыпала, если вообще засыпала. Иногда она простаивала за занавеской до самого утра, глядя на улицу. Как-то Зара проснулась, подошла к матери и потянула ее за подол ночной рубашки.

— Никого там нет.

Мать не ответила, лишь высвободила рубашку из ее рук.

— Мама, Ленин нас защищает, нам ничего не надо бояться.

Мать смолчала, она повернулась и долго смотрела на Зару и одновременно куда-то мимо, по своей привычке. Так, будто за спиной Зары находилась другая Зара, и мать смотрела на стоящую позади. Тьма распространялась вокруг, мерно стучали часы, казалось, что ступни ног сроднились с выщербленными половыми досками, слились с выемками в них, прилипли к ним всей кожей. Эта связь нарушилась, когда мать потянула Зару и уложила под одеяло, не говоря ни слова.

Зара слышала рассказы про Берию. И про черную машину, которая выискивала подходящих молоденьких девушек, по ночам объезжала улицы и, найдя, останавливалась возле них. После того о девушке обычно ничего больше не было слышно. Поэтому черная правительственная машина всегда остается черной правительственной машиной.

И вот Оксанка — далекая кинозвезда, выходя из черной «Волги», помахала Заре, разрезая воздух длинными красными ноготками и милостиво и широко улыбаясь, как сходящая с океанского лайнера особа «голубой крови».

— Это твоя машина? — спросила Зара.

— Моя машина в Германии, — засмеялась Оксанка.

— У тебя, значит, есть своя машина?

— Конечно! На Западе у всех есть свои машины.

Оксанка красиво скрестила ноги. Зара, напротив, спрятала свои под стул. Фланелевая подкладка тапочек была, как всегда, сырой, как в давние времена подкладка Оксанкиных тапочек цвета розовой промокашки, когда они вместе заполняли ученические дневники, сидя за этим самым столом с вечно выпачканными чернилами пальцами.

— Меня не интересуют машины, — сказала Зара.

— Но на них можно поехать куда угодно. Только представь себе!

Зара подумала о том, что мама скоро вернется с работы и увидит перед их домом черную «Волгу». Бабушка не видела машину, так как сидела на своем обычном месте, а из ее окна улица не видна. Да ее и не интересовала жизнь улицы, в отличие от тех бабушек, которые сидели на завалинках. Ей было достаточно неба.

Когда Зара проводила Оксанку обратно до машины, та сказала, что крыша дома ее родителей больше не протекает, она отремонтировала ее.

— Ты заплатила за это?

— Да, в баксах.

Прежде, чем сесть в машину, Оксанка дала Заре брошюру продолговатого формата, с плотной блестящей бумагой. С обложки улыбалась женщина, чьи неестественно белые зубы сверкали.

— Это рекламный проспект.

— Рекламный проспект?

— Да, отелей так много, что это необходимо. Тут есть еще. В них я не была, но и туда с удовольствием берут на работу русских. Я могу достать для тебя заграничный паспорт, если хочешь.

Ожидавшие Оксанку мужчины завели мотор, и девушка уселась на заднее сиденье.

— В том пакете — колготки, такие же, как эти, — с сияющей улыбкой Оксанка показала на свои ноги, выставив их из дверцы машины. — Пощупай.

Зара протянула руку и слегка погладила девушку по ноге.

— Прикольно, правда? — засмеялась та. — Завтра я опять загляну. Тогда еще поболтаем.

Из-под льняного полотенца выглядывали ноги девушки, все в синяках. Прежде колготки скрывали их, но теперь ноги и руки были открыты, еще влажные после ванны, покрытые гусиной кожей. Продольный шрам на груди прикрывало полотенце. Алиде почувствовала отвращение. Девушка, стоявшая в дверях кухни, после купания показалась моложе, кожа ее походила на мякоть только что разрезанного коричного яблока. С волос на пол капала вода. Аромат вымытой молодой кожи распространился по комнате и заставил Алиде на миг пожалеть о бане, которая сгорела год назад. Она избегала взгляда девушки, изучая проходившие по стене трубы Бергмана, они еще были вполне пригодными. Она слегка постучала тростью по зеленой трубе и заодно стерла паутину.

— Там на столе настойка подорожника. Она заживляет кожу.

Девушка не двинулась с места, она попросила покурить. Алиде указала тростью в сторону тумбы с приемником и попросила зажечь ей одну «Приму». Девушка зажгла две сигареты и вернулась на порог. Капли с волос попадали в ту же самую лужицу.

— Садись на диван, милочка.

— Он намокнет.

— Не намокнет.

Зара присела на краешек дивана и свесила голову, чтобы вода капала на пол. По радио президент говорил о выборах, и Алиде переключила канал. Соседка сказала, что пойдет голосовать, но Алиде не собиралась.