поступает как обманщик и притеснитель, но сам обижен и поруган?

Как вы покараете тех, чье раскаянье уже превосходит их прегрешения?

Не есть ли раскаянье правосудием, что отправляется тем самым законом, которому вы с радостью бы служили?

Но вы не можете внушить безвинному раскаяться и сердце виновного избавить от раскаянья.

Непрошеное, оно будет звать в ночи, чтобы люди проснулись и вгляделись в себя.

Вы, желающие понять, что есть правосудие, как вам постичь его, пока вы не посмотрите на все деяния при ясном свете?

Лишь тогда узнаете вы, что поднявшийся и павший – один и тот же человек, стоящий в сумерках между ночью своей сущности карлика и днем своей божественной сущности,

И что замковый камень храма не выше самого нижнего камня в его основании.

О Законах

ПОТОМ спросил законник:

– Что скажешь ты о наших Законах, учитель?

И сказал Пророк:

– Вы охотно устанавливаете законы,

Но куда охотнее попираете их,

Как дети, играющие на берегу океана, которые любят строить башни из песка, а потом, смеясь, разрушают их.

Но пока вы строите свои башни из песка, океан вновь выносит песок на берег,

И когда вы разрушаете их, океан смеется вместе с вами.

Истинно, океан всегда смеется вместе с невинными.

Но что сказать о тех, для кого жизнь – не океан и законы, созданные человеком, не башни из песка,

Для кого жизнь – скала, а закон – резец, коим они обращают ее в свое подобие?

Что сказать о хромом, который ненавидит плясунов?

Что сказать о воле́, который любит свое ярмо и мнит лесного лося и оленя бездомными бродягами?

Что сказать о старой змее, которая не может сменить кожу и называет всех остальных голыми и бесстыжими?

И о том, кто рано приходит на свадебный пир и, пресытившись, уходит, говоря, что все пиры отвратительны и все пирующие преступают закон?

Что сказать мне о них, кроме того, что они тоже стоят под лучами солнца, но спиною к нему?

Они видят лишь свои тени, и эти тени – законы для них.

Что для них солнце, как не плавильщик теней?

И что значит признавать законы, как не склоняться и чертить свои тени на земле?

Но вас, идущих лицом к солнцу, какие образы, начертанные на земле, могут удержать?

Вам, странствующим с ветром, какой флюгер укажет путь?

Какой человеческий закон свяжет вас, если вы сбросите свое ярмо, но не перед дверью тюрьмы человека?

Каких законов вы убоитесь, если будете плясать, не натыкаясь ни на чьи железные цепи?

И кто приведет вас на суд, если вы скинете с себя одежды, но не оставите их ни на чьем пути?

Люди Орфалеса, вы можете заглушить барабан и ослабить струны лиры, но кто возбранит жаворонку петь?

О Свободе

ПРОСИЛ оратор:

– Скажи нам о Свободе.

И сказал Пророк:

– У городских ворот и у ваших очагов я видел, как вы падаете ниц и поклоняетесь своей свободе, – так рабы унижаются перед тираном и поют хвалу ему, убивающему их.

И в храмовой роще, и в тени крепости я видел, как свободнейшие из вас носят свою свободу как ярмо и кандалы.

И сердце мое обливалось кровью, ибо вы можете стать свободными лишь тогда, когда даже само желание искать свободу станет для вас уздой и вы перестанете говорить о свободе как о цели и достижении.

Истинно свободными вы станете не тогда, когда лишены забот будут ваши дни и ваши ночи будут избавлены от нужды и горя,

А когда ваша жизнь будет повита ими, но вы подниметесь над ними нагие, без оков.

Но как же вам подняться над днями и ночами, не разорвав цепей, в которые вы заковали свой полдень на заре своего постижения?

Воистину, то, что вы называете свободой, – самая прочная из этих цепей, хотя звенья ее блестят на солнце и ослепляют вас.

Что, как не частицы самих себя, хотелось бы вам сбросить, чтобы обрести свободу?

Если это несправедливый закон, который вы хотели бы отменить, то закон этот был начертан вашей же рукой на лбу вашем.

Вам не стереть его, даже если вы бросите в огонь книги законов; вам не смыть его со лбов ваших судей, даже если вы на них выльете целое море.

А если это деспот, которого вы хотели бы свергнуть с престола, посмотрите прежде, разрушен ли его престол, воздвигнутый в вашей душе,

Ибо как может тиран властвовать над свободными и гордыми, если нет в их свободе тирании и нет в их гордости стыда?

Если это забота, от которой вы хотели бы избавиться, то эта забота скорее была избрана вами, чем навязана вам.

И если это страх, который вы хотели бы изгнать, то источник этого страха – в вашем сердце, а не в руках устрашающего.

Истинно, все в вашем естестве движется в неизменном полуобъятии, желанное и ужасающее, отталкивающее и заветное, то, что вы ищете, и то, от чего бежали бы.

Все это движется в вас, как свет и тень, слитые в пары.

Когда тень бледнеет и исчезает, угасающий свет становится тенью другого света.

Так и ваша свобода, теряя оковы, сама становится оковами большей свободы.

О Разуме и Страсти

ВНОВЬ заговорила жрица и просила:

– Скажи нам о Разуме и Страсти.

И сказал Пророк:

– Часто душа ваша есть поле битвы, где разум и рассудок ведут войну против страстей и влечений.

Если б я мог стать миротворцем в душе вашей, если б мне удалось превратить разлад и соперничество ваших частиц в согласие и гармонию!

Но как мне достичь этого, если и вы сами не станете миротворцами, возлюбившими все частицы свои?

Ваши разум и страсть – руль и паруса вашей плывущей по морю души.

Если ваши паруса порваны или сломан руль, вы можете лишь носиться по волнам и плыть по течению либо недвижно стоять в открытом море,

Ибо разум, властвующий один, – сила ограничивающая; а одна страсть – пламя, сжигающее само себя.

Потому ваша душа да вознесет ваш разум на вершину страсти, чтоб он мог петь; и да направит она вашу страсть разумно, чтобы ваша страсть жила, каждый день воскресая, и, подобно фениксу, возрождалась из пепла.

Хотел бы я, чтобы вы считали свой рассудок и свое желание двумя дорогими гостями в своем доме.

Ведь не