Камни, снова удачно попали в цель, и обрушили на головы столпившихся сирийцев, осколки скалы.

Имадуддин Абуль-Фида Исмаил ибн Али (Имадуддин Абуль-Фида Исмаил ибн Али (1273–1331) – арабский историк и географ, в 1310–1331 гг. эмир Хомса), брат правителя Хомса аль Малика-аль Муффазара Такая ад-Дина, писал: «Мы понесли большие потери, когда доставленная на кораблях катапульта, стала метать по нашему лагерю камни».

Густаво де Вальверде, знал о планах Великого магистра, и беспрестанно кричал своим людям:

– Усильте обстрел! Бейте, не переставая! Надо как можно дальше, отогнать их от берега!

И катапульта, продолжала обстрел.

Сейчас, в гавани Акры, началась погрузка на корабли большого отряда. Через три дня, он должен подойти к ним, здесь высадиться на берег, и совместно с ударом рыцарской кавалерии из Акры, они разобьют врага! Отгонят его от города!

«И тогда можно будет забрать Жюстину, уехать с ней в Рим… Попросить папу снять обет, оставить Орден, и жениться на ней!» Густаво де Вальверде улыбнулся своим сладким мечтам.

Шторм был ужасен…

Ругаясь в бессилии, кусая губы, разбивая в кровь кулаки о стены, смотрел Гийом де Боже, как свирепые волны, бьют, рвут, ломают, переворачивают корабли. А ветер всё усиливался, и не было надежды на спасение.

– Может, кто и уцелеет? Может, кто и доберётся до берега? Дойдёт до Кипра?! И расскажет там, о наших деяниях! Ведь мы, уже почти месяц, бьёмся с полчищами сарацин, и хоть нас и мало, но мы принудили врага, боятся нас! – перекрикивая рёв ветра, кричал Жан де Вильер, сам в отчаянии, он пытался хоть как-то приободрить, Гийома де Боже.

– Может, кто и доберётся… – Великий магистр тамплиеров, прикрыл глаза ладонью, украдкой смахивая набежавшие слёзы. Ведь только за один этот день, Акра потеряла более 4 тысяч своих защитников, сгинувших в море. И он стал спускаться со стены, сгорбленный, понурый, поникший, и сразу всем бросился в глаза, его уже давно преклонный и почтенный возраст. (По моим подсчётам, если учесть, что средний возраст для избрания на пост Великого магистра 50 лет, а Гийом де Боже был избран в 1273 г, то, соответственно, в 1291 году, ему примерно 68 лет)

Только лишь опытный мореход Пьеро Мастелли, усталый и измученный, привёл в Акру три потрёпанные штормом венецианские галеры.

Накрыл шторм и флотилию Густаво де Вальверде. Вцепившись в мачту, вглядывался он в сумрак, освещаемый частыми сполохами молний.

Одна пизанская галера, была выброшена на песчаную отмель, и к ней, под секущим дождём, пригибаясь под ураганным ветром, по колено в грязи, бегут сарацины. Наверно пизанцы бились мужественно, но враг всё лез и лез, и вскоре корабль был захвачен.

Справа, разломившись надвое, тонула ещё одна галера. Остальные корабли, борящиеся с разбушевавшейся стихией, относило всё дальше в море, навстречу огромным валам волн.

Плот, привязанный к их галере, швыряло и кидало на волнах. Треснув, переломилась в верхней части катапульта, и капитан галеры, не понятно каким чудом стоявший на палубе, прокричал в самое ухо командору:

– Надо рубить канат! Иначе этот чёртов плот, утащит нас на дно!

Все моряки, в ожидании смотрели на него, и если бы он даже сказал – нет, они, ради спасения собственных жизней, всё равно поступили бы по-своему.

Густаво кивнул, галера избавилась от тяжёлого плота, и стала легче взбираться на пенистые буруны волн. А плот, ещё некоторое время был виден, но потом, взлетел на волне на огромную высоту и распался.

Когда они прибыли в Акру, печальный Гийом де Боже, сказал ему:

– Рад тебя видеть, Густаво! Весьма рад, что хоть ты уцелел.

К египтянам подошли войска из Дамаска и Триполи, и 4 мая, стянув в единый кулак все свои силы, султан Халил приказал начать обстрел укреплений Акры. До этого они тоже стреляли, но обстрел был вялый, теперь же, все их осадные машины, загрохотали в полную мощь. Обстрел не прекращался и по ночам, и летели на стены и в город огромные камни (Так, говорят, что четыре величественных камнемёта египтян, метали камни весом около 200 кг), горшки и бочки с горящей серой и нефтью. Увеличились потери среди защитников города и мирных жителей. Все госпитали были забиты раненными и пострадавшими, а убитых, во избежание заразы и эпидемий, после краткой заупокойной молитвы, хоронили в море.

По поручению Великого магистра, Густаво сопровождал в госпиталь раненного брата-тамплиера Жака де Моле. (Нет никаких свидетельств, о пребывании в этот период Жака де Моле на Востоке. Как и нет, никаких данных, о пребывании его в Европе или в других местах. Тайна, покрытая мраком. Так что пусть эта вольность, останется на моей совести. Совести, автора) Тот вскидывался, кричал и хрипел, мотая головой на носилках, и де Вальверде, приказал оруженосцам:

– Давай к лазаритам, к ним ближе.

Очень ценились хорошие лекари, в госпитале рыцарей-иоаннитов (Иерусалимский Орден святого Иоанна, основан в 1099 г в Иерусалиме. Или же по-другому их называли госпитальерами), но боясь, что не донесут они туда Жака де Моле, Густаво и приказал свернуть к госпиталю рыцарей ордена святого Лазаря. (На протяжении всей своей истории, рыцари-лазариты были ориентированы на заботу и попечительство больных, и с ними связано появление в обиходе слова лазарет)

Паники на улицах города не было. Деловито сновали жители по своим делам, торговали рынки, раздавались смех, шутки и веселье. С пожарами от зажигательных снарядов врага, в районах города примыкающих к крепостной стене, тоже справлялись успешно. Город жил и боролся. Вот навстречу им, пробежал, гремя оружием и доспехами, отряд стражи. На скотном выгоне, осваивали арбалеты ополченцы из пизанского и венецианского кварталов. Повёл на стены большой отряд Отто де Грандисон, говорил им последние наставления, закованный в латы сенешаль Иерусалима Жан де Грайи.

Лекарей не хватало, те что были, сбивались с ног, и к своему удивлению, Густаво увидел в госпитале Жюстину. Она, не убоявшись ни крови, ни вида развороченных ран, ни страшных ожогов, чем могла, помогала раненым. Подносила им воду и шептала ласковые слова утешения.

Нежной теплотой объяло душу Густаво, при виде её. «Так вот ты какая, Жюстина де Бриан», он как будто заново увидел её, нежную, заботливую и милосердную, не оставшуюся глухой, к людской боли и страданиям.

Густаво подошёл ближе, и нежно позвал её по имени.

Жюстина оглянулась, узнала его, улыбнулась, затем робко потупила взор, но уже через миг, подняла свои прекрасные глаза, и дерзко так, с вызовом, сказала ему:

– Я же говорила, что могу пригодиться в Акре, и вот, я здесь.

Густаво, не замечая, что рука его грязная, вся в засохшей крови, ласково погладил девушку по волосам.

– Я счастлив, видеть вас, Жюстина. Счастлив, что вы не покинули Акру. Счастлив, что вы сейчас, рядом со мной.