Выполнив последнее действие, я почувствовал, как на моих руках застегнулись наручники. Тут же раздался облегченный вздох сразу нескольких человек. Похоже, что сопровождающие лейтенанта не дышали все это время. Уже без улыбки, но все тем же доброжелательным голосом лейтенант продолжил:

— Присаживайтесь и назовите себя, только прошу, не нужно про Стасова! Это…

Решив немножко прояснить ситуацию, я рискнул спросить, не дожидаясь окончания вопроса:

— Простите, могу я узнать, кто вы? Вежливые люди, тем более сотрудники органов, всегда представляются. — И полетел кубарем в дальний угол комнаты. Не успев прийти в себя, я почувствовал, как меня поднимают и снова сажают на стул, хорошо встряхнув перед этим.

Перед глазами снова появилось лицо лейтенанта, которое продолжало улыбаться, но уже сочувственно:

— Вам разве никто и никогда не говорил, что перебивать говорящего — это неприлично? Надеюсь, это мягкое напоминание о хороших манерах будет последним? — Дождавшись моего кивка, он продолжил: — Но я выполню вашу просьбу. Лейтенант НКГБ СССР Щукин, сотрудник особого отдела 6-го стрелкового корпуса.

Я скривился от боли в правом ухе и выдохнул:

— Код 512, — и уставился на него.

К моему сожалению, особых перемен не произошло. Единственное, улыбка пропала с лица лейтенанта и взгляд изменился, стал каким-то обиженным.

— Так-так-так, — пробормотал он. — Значит, вон оно как. — Задумавшись на секунду, он крикнул: — Семенов, срочно машину!

Подумал еще с минуту и спросил уже меня:

— Что-то есть?

Правильно поняв его вопрос, я ответил:

— Подсумок слева, только не открывать никому, кроме вас и начальника особого отдела.

Утвердительно кивнув, он продолжил «разговор»:

— Наручники снимать пока не будем. Сам понимаешь, пока ты просто очень подозрительное лицо. Ну а дальше, дальше будет видно.

Минут через пять, услышав шум мотора, лейтенант приказал:

— Выдвигаемся!

Меня, подхватив с двух сторон, вывели на улицу. Во дворе стояла «полуторка», в которую погрузили меня и сели все остальные. Лейтенант, забрав подсумок с «подарками из будущего», сел в кабину, меня посадили на пол возле кабины. Рядом, с оружием в руках, на какие-то мешки сели сержанты, а немного ближе к заднему борту — «младший лейтенант» и здоровенный, как медведь, старшина в обычной пехотной форме. Проскрежетала коробка передач грузовичка, машина дернулась, и мы поехали.

Ехать было, прямо скажем, некомфортно. Трясло жутко, через несколько минут неспешной езды мне уже казалось, что моя «пятая точка» превращается в один большой синяк. Самым поганым было то, что даже сменить позу мне не давали. На каждую попытку пошевелиться меня дергали сразу с двух сторон, а потом вообще заявили:

— Будешь дергаться, во второе ухо получишь!

Решив, черт с ней, с жопой, голова дороже, я смирился и затих. Ехали долго, сначала по проселочной дороге, потом выехали на шоссе, все забитое красноармейцами и техникой. И без того не быстрая, езда превратилась в черепашью. Палило солнце, пыль, шум. Чьи-то маты. Одним словом, прифронтовая дорога. И тут раздался чей-то истерический, громкий крик, мгновенно подхваченный еще десятками голосов:

— Воздух!!!

Я вскинул голову. С запада в голубом без единой тучки небе приближалось девять точек, превращаясь в уже знакомые Ju-87. Машина остановилась, лейтенант, открыв дверь, встал на подножку, повернулся к нам и только собрался что-то сказать, как первый из «лаптежников» свалился на крыло, врубил сирену, и началось. Только маленькие капельки бомб отделились от лидера, уже выходящего из пике, только с диким воем сирены «Юнкерса» начал смешиваться пронзительный визг бомб, как ему на смену заступил следующий. Вместе со своими конвоирами я кинулся к обочине, но, споткнувшись, упал. Младший лейтенант потянул меня, помогая встать, и тут бомбы долетели до земли. Первая же попала в нашу «полуторку». Близким взрывом меня подбросило вверх, перевернуло и швырнуло опять на землю. Я попытался перевернуться, но почувствовал удар, а дальше — темнота.

— Как он? Живой?

— Да, товарищ старший лейтенант. Видимо, контузия оказалась серьезней, чем мы считали, да еще и головой он сильно ударился. Я думаю, что через пару дней он придет в сознание и вы сможете с ним побеседовать. И еще: вот записи нашего сотрудника, сидевшего… — Голоса удалялись, и не было ясно, на самом деле я их слышу или это галлюцинация? Попытка открыть глаза привела к тому, что весь мир, взбесившись, закрутился вокруг меня, и мое сознание растворилось в хаотичном мельтешении каких-то лиц, звуков и непонятных образов.

Белый потолок, белые стены, белая дверь. Окно, прикрытое белыми занавесками, белая простыня и наволочка. Только синее шерстяное одеяло и блестящая спинка кровати выделялись из этого царства белизны. Та-а-ак. И где я нахожусь, собственно? Судя по всему, в госпитале. Но одиночная палата в прифронтовой полосе начала войны? Ага, счаз! Скорее поверю в отступление фрицев, чем в такую благодать! Фрицев, фрицев… Какая-то мысль свербила в уголочке сознания, но никак не давалась для осознания. Мля-я-я-я-я! А может, я у них? Рас…ачили дорогу, потом нашли бесценный подсумок, меня в форме НКВД, но в наручниках. Может, и кого из сопровождающих взяли. Вот и лежу в их госпитале, пока не стану пригодным для бесед и сотрудничества? Черт, черт, черт! И тишина вокруг, ничего не слышно, будто вымерли все. Нужно повернуть голову налево, осмотреть вторую часть палаты, может, какая-то деталь хоть какую-то подсказку даст? С трудом, преодолевая жуткую слабость, поворачиваю голову и упираюсь взглядом в чей-то белый халат. У глухой левой стены стоял небольшой столик со стулом. На столе стояли большой граненый графин с водой и стакан. Рядом лежала стопка каких-то бумаг. На стуле в накинутом поверх формы халате сидел молодой, лет тридцати, плотного телосложения мужчина и смотрел на меня. Встретившись с ним взглядом, я обалдел. Такого интереса к своей скромной персоне я не чувствовал никогда в жизни! Несколько мгновений мы смотрели в глаза друг другу, потом он отвел взгляд и спросил:

— Пить хотите?

Я открыл рот, но не смог выдавить из себя ни звука. В джунгли пришла великая сушь, закрутилась в голове идиотская фраза. Правильно поняв мое состояние, неизвестный налил в стакан воды из графина и, приподняв мне голову, напоил меня. С жадностью выхлебав стакан, я удовлетворенно прикрыл глаза.

— Ну так как, вы можете говорить?

— Да, могу. Где я?

— Вы в госпитале для сотрудников НКВД, под Житомиром.

— Как вы можете это доказать?

— Что именно? — В голосе мужчины звучал неподдельный интерес. — То, что вы в госпитале НКВД? Или то, что вы рядом с Житомиром?

— И первое и второе!

— М-да, молодой человек, такого в моей практике еще не было! — В его голосе явственно проскальзывало веселье. — Этот вариант мы тоже рассматривали, так что… Семенов!