Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миша в тот день сам забрал из школы свою сестренку, и они, прикрывая шарфами и варежками свои лица и частенько подставляя под этот ветродуй спины, кое-как добрались до «Фрунзевца», на тренировку к Учителю.
В зале было тепло и уютно, и они, раскрасневшиеся с мороза, улыбались своим знакомым, которые тоже пришли сюда потренироваться…
Дашка сразу же нырнула в женскую раздевалку, и Миша уже собрался было последовать ее примеру, как его позвал Учитель:
— Миша!
— Да, Тадеуш Рафаилович? — он подошел к своему сэнсэю.
— Как дела, ученик?
— Все в порядке… Дашка сегодня две «пятерки» получила — по математике и рисованию. У меня «пятерка» по английскому… — Он уже привык рассказывать Учителю об их школьных успехах так, как если бы об этом спрашивал родной отец. — А что?
— Собирался потренироваться?
— Конечно!
Тадеуш посмотрел куда-то в сторону:
— Ты это, Миша… Дашка пусть тренируется… За ней София присмотрит… А потом и домой отведет… А ты не торопись переодеваться…
Миша смотрел на Учителя в недоумении и пытался понять, почему он говорит такие странные для него вещи…
— Какие-то неприятности, Учитель? Почему мне нельзя тренироваться?
— Тебе сейчас надо будет поехать в одно место, Миша… В институт Склифосовского…
— Зачем? Что мне там делать?
— Это ты там узнаешь… Там, в отделении травматологии… В общем, Маринка там твоя! — выдавил из себя наконец-то Учитель и уже вдогонку Мише крикнул: — Осторожнее, ученик! Сам под колеса не попади!
Он бежал так, как больше не бегал в своей жизни никогда…
Напрочь позабыв о том, что существует метро, он, как сумасшедший, несся по заснеженным, завьюженным улицам… Поскальзывался, падал, иногда прямо лицом в сугробы, но вставал и продолжал бежать дальше, мимо застывших в снежном плену автобусов и троллейбусов…
«…Быстрее!!! Быстрее беги!!! Еще быстрее!!!»
Подгонял он себя, путался в полах своего старенького короткого пальто, опять падал, но поднимался и с упорством Титана продолжал бежать навстречу ветру, который пригоршнями бросал ему снег прямо в лицо…
Мокрый, промерзший до костей, он ввалился в медицинский корпус и, не снижая скорости, понесся вверх по лестнице к травматологическому отделению…
— Где лежит Горячева Марина? — рявкнул Миша на молоденькую дежурную медсестру, сидевшую за письменным столом.
И, видимо, грозно рявкнул, да и весь вид его был какой-то взъерошенный, а взгляд не предвещал ничего хорошего… Девушка испуганно отстранилась от парня и, слегка заикаясь, проговорила:
— А-а… Он-на в т-третьей п-палате… В-вон х-халат весит… Н-надо об-бязательно н-надеть…
— Хорошо! — едва ли не крикнул Миша, одним рывком, так что пуговицы разлетелись по коридору, сбросил с себя пальто, накинул на плечи белый халат и уже через несколько секунд стоял около кровати Марины:
— Привет, Мариша…
Он смотрел в ее лицо, которое потемнело от боли и было теперь не румяным, как обычно, а мертвенно-серым, и на обилие бинтов, которые превратили ее талию и бедра в какой-то белый кокон.
— Как же это ты?..
— Вот так, Мишенька… — Она попробовала улыбнуться пересохшими губами, но у девушки ничего не получилось. — Сорвалась…
— Она как раз «большой оборот»[6]делала… Рука сорвалась, и Марина всем махом на нижний брус…
Миша обернулся на голос человека, которого в самом начале вообще здесь не заметил. Это был ее тренер, который сидел на стуле в самом уголке, неестественно сгорбившись, как древний старик.
— Что врачи сказали? — спросил Миша.
— Перелом таза… Через час-полтора будут делать операцию… Я тут позвонил… У меня есть друг старинный… Профессор хирургии… Вот теперь ждем, пока он приедет…
— Он хороший врач?
— До этого всех на ноги ставил…
— Куда же вы сами смотрели-то?!! Э-эх вы!!! А еще тренер!!!
— Не надо, Миша… Не ругайся… — проговорила Марина. — Сергей Викторович не виноват… Это я сама… Соревнования скоро… Хотела усложнить программу на перекладине, а ему ничего не сказала… Вот видишь… Не получилось у меня…
— Что же ты наделала, Мариша!.. Зачем?.. Что же теперь будет-то?
Девушка отвернула голову к стене, так, чтобы не смотреть на Мишу, и тихо сказала:
— Не верю я этому профессору… Не сделает он ничего… У меня от талии и ниже все огнем горит… А ногами двинуть не могу — совсем не чувствую… Словно они чужие, словно одолжила у кого…
Она помолчала немного и громко прошептала:
— Я теперь калекой останусь, Миша… И ты меня бросишь… Все… Закончилась любовь…
— Дура!!! — не сдержался Миша. — Я тебя не брошу! Никогда! Ни за что! Я же люблю тебя, Маришка! Понимаешь ты это?!!
Странное это было признание в любви…
Они уже почти год были вместе и даже строили какие-то совместные планы, но… Странно, но они ни разу так и не сказали друг другу ни единого словечка о любви… Просто так как-то сложилось, что она подразумевалась сама собой, что они о ней знали, и… Может быть, они просто еще стеснялись этих слов…
Девушка повернула свое измученное болью лицо к Мише, и из ее миндалевидных глаз покатились большие, горькие слезы:
— Мишенька… Не бросай меня, пожалуйста!.. Я же умру без тебя!..
…Он просидел больше пяти часов в коридоре, пока шла операция…
А когда к нему вышел профессор, то Миша только посмотрел на него, задавая немой вопрос…
— Вы кто ей, молодой человек?
— Жених и… Будущий муж! — сказал Миша с уверенностью. — Как она?
Профессор помял пятерней свой подбородок и задумчиво проговорил:
— Очень сложный перелом… Ей предстоит очень длительное лечение и, возможно, еще не одна операция… О спорте теперь не может быть и речи… Вопрос стоит так, будет ли она вообще когда-нибудь теперь передвигаться самостоятельно… И… Тут даже не все от врачей зависит… Тут очень многое зависит от ее организма…
— А что может быть, доктор?
— Если все будет хорошо, то она, возможно, через какое-то время вернется к нормальной жизни…
— А если…
— В таком случае, молодой человек, мне очень жаль… — профессор посмотрел Мише в глаза. — Возможно, что ей придется всю жизнь провести в инвалидной коляске… Очень много теперь будет зависеть от того, насколько она будет хотеть ходить… От ее морального состояния… Так что… Возможно, что если вы сумеете окружить ее заботой и заставить хотеть жить, то это будет для вашей невесты очень важным стимулом…