— Умр̀и и ты, мер̀завка! — ткнул я шпагой в хорошо поеденное лицо пенсионерки в красном платье.

Расправа была быстрой, но, от этого, не менее жестокой. Снова возникла небольшая горка из точно мёртвых тел.

— Спаси Господь ваши души! — я перекрестился слева направо, всеми пятью пальцами.

Католический метод, конечно, но это образ персонажа, поэтому простительно, я полагаю.

Вообще, никогда не был особо религиозным, потому что бабуля у меня до сих пор убеждённая коммунистка, а родители, в связи с распадом СССР и новыми веяниями в обществе, вдруг стали правоверными христианами, одновременно.

Я часть детства провёл у бабушки с дедушкой, поэтому впитал некоторую порцию научного атеизма, хоть и не стал от этого убеждённым атеистом. Я, скорее, агностик. Типа, да, возможно Бог есть, но я не уверен, что человек вообще в состоянии его познать и даже если он точно есть, мы, как ни постараемся, познать его не сможем. А вот образ Наполеона является убеждённым католиком и его не переубедить.

Из коридора выполз покалеченный зомби. Скорее всего, его поели свои же, судя по виднеющимся костям на ногах.

— Умр̀и. — произнёс я безэмоционально, пронзая его темя клинком.

Странно, но шпага, будто бы, стала чуточку легче…

Вернувшись к двери гримёрки, я ритмично постучал.

— Мой телефон готов? — спросил я.

— Да-да, он здесь, Дима! — в чуть приоткрытую дверь вывалился мой мобильник.

— Остор̀ожнее! — едва успел я его поймать. — Мьер̀де, это ведь Айфон Тр̀инадцатый!

— Прости! — виновато извинилась Валентина.

Нет там никакой баррикады, как я вижу. Они просто боятся.

— Сидите там, а у меня ещё полно дел! — сказал я, помещая мобильник в карман брюк. — Бор̀ис, ты где? Я всех убил, можешь выходить!

Но гримёр всё никак не появлялся, поэтому я направился к туалету.

В секции с умывальниками и зеркалами было пусто, но одна из туалетных кабинок оказалась закрытой.

— Выходи, здесь почти безопасно, — произнёс я успокаивающим тоном. — Потор̀опись, иначе мы не успеем оказаться в безопасном месте.

Дверь туалетной кабинки тихо скрипнула, после чего Борис вышел.

Худой парень, светловолосый и сероглазый, лет двадцати пяти, может, тридцати, ростом ниже метра шестидесяти, вес не более пятидесяти с лишним килограмм — в гренадеры такого не возьмут, но ему нашлось бы место среди вольтижёров.[3]

Я отметил про себя, что он скрывает левую руку.

— Так… — произнёс я. — Покажи левую р̀уку.

— Я порезался, когда бежал… — начал Борис, показав рану на запястье.

— Ложь, — заявил я. — Это точно укус от человеческих зубов. Ты обр̀ечён, Бор̀ис. Непр̀иятно это осознавать, но будь мужчиной и достойно пр̀ими удар̀ судьбы.

— Но… Должно же быть какое-то лекарство… Нельзя же вот так… — замямлил гримёр. — Должно же быть…

Он готов был расплакаться. Не знаю, как бы я повёл себя на его месте. Хотя нет, знаю. Я бы принял это. Сколько хороших солдат получали смертельные ранения и стойко ждали часа своей смерти…

— Возьми р̀емень, — приказал я Борису, — а затем пр̀ивяжи себя к батар̀ее отопления.

— Мне надо в больницу… — начал вяло сопротивляться гримёр.

— Ты не успеешь в больницу, — покачал я головой. — Слушай, я ведь пытаюсь быть с тобой любезным — безопаснее для всех было бы убить тебя на месте, но я даю тебе шанс обезопасить окр̀ужающих от себя самого. Будь добр̀, ответь на любезность любезностью.

Борис, губы которого дрожали от ужаса и обиды на несправедливую судьбу, повиновался и, преодолевая страх, перешагнул через тело Пешкова и поднял погрызенный брючной ремень.

— Хор̀ошо затянул? — спросил я, после чего подошёл поближе и проверил. — Молодец. Мне жаль, что всё закончилось именно так.

После этого я, забрав свой сюртук, так и лежавший в туалетной кабинке, покинул уборную. Борис остался мириться со своей печальной участью.

— Мьер̀де! — воскликнул я, увидев новую группу из четырёх зомби. — Когда же вы закончитесь?!

Меньше минуты спустя, на полу лежало четыре новых тела. Опасность этих чудовищ в численности, если верить тематическим фильмам. Надо лишь пользоваться узостью коридоров и не давать загнать себя в угол.

Теперь, когда я на деле удостоверился в том, что единичные зомби не представляют для меня особой опасности, ходить тут стало как-то увереннее.

— Мадмуазель, — вернулся я к двери гримёрки. — Всё-таки убедительно пр̀ошу вас отвор̀ить мне двер̀ь.

Напряжённая тишина длилась секунд пятнадцать, после чего дверь осторожно приоткрылась, показав мне женское лицо, находящееся опрометчиво близко к щели.

— Имей я целью убить вас, мадмуазель, — заговорил я, — мне было бы очень легко осуществить это. Вы слишком близко к двер̀и.

Валентина отпрянула назад.

Симпатичная мордашка, бюст второго размера, изготовленный в лучшей клинике пластической хирургии — это всё, что у неё есть. Ни актёрского таланта, ни выразительности мимики…

Волосы каштановые, очень ухоженные, глаза с зелёными линзами, потому что родные карие её чем-то не устраивают. Хотя, покажите мне женщину, которую устраивает в ней всё.

— А тепер̀ь вы очень напр̀асно отпустили двер̀ь, — вздохнул я, проходя внутрь.

Кидаться к двери она не стала, лишь отступила на несколько шагов назад.

— Дима, что с тобой? — тихо спросила она.

— Со мной всё отлично, — ответил я. — Все целы?

Я оглядел присутствующих.

Две девушки, Инна и Светлана — они играли двух посетительниц экскурсии в паноптикум. Подумать только, Наполеон I Бонапарт — экспонат, как в цирке каком-то… П-ф-ф…

Ещё здесь имеется Антон Гаврилов, мужчина лет сорока, играющий Морриса, представителя Америки на чаепитии для конференции европейских дипломатов. Роскошная шевелюра, уложенная по американской моде тридцатых годов, сейчас растрёпана, лицо красное, а карие глаза смотрят на меня испуганно и потерянно.

Последний присутствующий представитель нашей труппы — Сергей Пишак, исполняющий роль рассказчика.

— Да, никого не укусили. — ответила Валентина.

Всё-таки, пока остальные трясли чечётку, она действовала наиболее решительно — даже дверь мне открыла. Воспитание или характер? Неважно.

— Это ведь зомби, да? — спросила она.

— Да, зомби, — не стал я спорить. — Пр̀и мне восстал погибший Пешков. Это заняло немного времени, около пятнадцати минут, если считать с момента укуса, поэтому мы все в опасности.

— Что же нам делать? — спросил Сергей, рассказчик.

— Вы звонили в полицию? — задал я ему встречный вопрос.

— Все линии заняты, а сеть перегружена, — ответил тот. — Но интернет работает. И СМС ещё отправляются.

Гр̀он-мэр̀!

Я лихорадочно быстро выхватил мобильник и попытался разблокировать его лицом. Ах, да, маска…

Пришлось снять перчатку и разблокировать его четырёхзначным кодом. Чаты ватсапа и телеги пестрели сотнями сообщений, а центр уведомлений слегка подвис, пытаясь показать мне всё, что набежало за время с начала постановки.

— Так-так-так, гр̀он-мэр̀… — открыл я меню набора