Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Извините, – сказал он и показал на открытую дверь – там, через улицу, виднелось здание штаба армии. – Вы командующий в том доме. А здесь командует наш директор. По его распоряжению я никого не должен пускать без пропуска.
Генерал грозно посмотрел на свиту:
– Где директор? Давайте его немедленно сюда!
Бориса Григорьевича нашли тут же, привели к генералу.
– Что за порядки в вашем хозяйстве! – набросился он на директора. Почему меня не пускают? Кто тут придумал пропуска для генералов?
– Не надо горячиться, – успокоил его Борис Григорьевич. – У вас в армии свои порядки, у нас – свои. Вахтер прав. Здесь режимное предприятие. Без разрешения не может пройти даже маршал.
Мы сделаем для вас исключение. Вы сейчас пройдете в армейскую типографию с одним сопровождающим. Остальные пусть подождут вас в вестибюле. Но в следующий раз позаботьтесь, пожалуйста, о пропуске заранее.
Замечательным финалом моих военных приключений стал день, когда нас наградили медалями “За доблестный труд в Великой Отечественной войне”. Потом, через годы и десятилетия я получал разные награды, но эта медаль была главной – ее я по-настоящему выстрадал потом и кровью.
Я надел свою награду и целый день ходил по городу очень гордый с выпяченной грудью и все норовил попасть в самые людные места: пусть все знают, что и я воевал. На особом фронте, но воевал.
Ну, а что с мальчишки возьмешь – он ведь честно заслужил право гордиться собой.
Кто ты, мой двойник?
Даже самое трудное время проходит и растворяется в прошлом. Пережитое, если даже и забывается, все равно остается ничего не значащим тусклым воспоминанием.
В тот день, когда я обзавелся трофейным японским кинжалом, мне пришлось пережить, как говаривали в цирке, настоящий смертельный номер. Он, как и многое другое, забылся, и сейчас пришел на память только потому, что принялся писать эти записки.
В тот вечер ко мне в типографию пришли соседские мальчишки. Мы стояли у входа, рассматривали подаренный тесак, болтали, смеялись. К нам подошел подвыпивший офицер.
– Чего столпились? А ну, разойдись! – закричал он.
– Тротуар широкий, идите своей дорогой. Места всем хватит, – ответил я довольно резко, подбадриваемый собственным оружием – оно висело у меня на животе на брючном ремне.
– А ну, пошли отсюда! – еще громче закричал офицер и вынул из кобуры пистолет.
– Сказали тебе – иди своей дорогой, а то наваляем…
Офицер шагнул ко мне, приставил наган к груди:
– Я сказал – проваливайте…
– Тоже мне раскомандовался в нашем городе, – подал голос кто-то из ребят.
– Ну, тогда смотри, – процедил офицер и нажал на спусковой крючок.
Щелчок отозвался в моей груди, но я был абсолютно спокоен. Не осознавал, что происходит, чем я только что рисковал.
К нему бросились его приятели, скрутили руки, оттащили в сторону. И только тогда я почувствовал, что ноги мои стали ватными. Что я только что мог получить пулю в грудь. Был на волосок от смерти. Да и мои ребята тоже едва в штаны не наклали.
Позже стало известно, что в тот день закончилась война с Японией и все, у кого было оружие, палили из него куда попало.
В меня, к счастью, не попало.
Ну, это дело минувших дней. Страшное происшествие скоро забылось. Жизнь потекла туда, куда ей и положено было течь.
* * *
Глупо умирать от страха перед смертью.
Жизнь стала мирной. И теперь уже приходить надо было точно к началу смены. Да и уходить на обед следовало. когда положено. Военную вольницу нужно было забыть. Верх взяла дисциплина, к которой мы, мальчишки, не были приучены.
В типографию стали возвращаться с фронта взрослые мужчины. Мы само собой, отодвинулись на задний план. Да какие мы пацаны! За годы войны успели подрасти, стали специалистами каждый в своем деле. А я и вообще не успел оглянуться, как пришло время получать паспорт. Я ждал его с большим нетерпением. Без паспорта меня не пускали на вечерние сеансы в кино и девчонки смотрели на меня из-за этого, как на сопляка.
Стал я собирать документы для милиции. В первую очередь, свидетельство о рождении.
Метрика у меня была знатная. На большом листе толстой бумаги. Потертая на сгибах. По ней можно было изучить всю мою родословную. Вплоть до того, какой цвет кожи был у моих дедушек и бабушек по отцовской и материнской линии.
Этот документ вместе с другими бумагами я отнес в милицию, в паспортный отдел. Офицер перебрал их и стал внимательно рассматривать метрику. Поднял на меня глаза:
– Что здесь написано?
– Это свидетельство о рождении…
– На каком языке?
– Португальском…
– Ты что, португалец?
– Нет…
– Ты чей? Где отец работает?
– В редакции газеты.
– Фамилия?
– Чья?
– Его, отца?
– Гейман.
– А твоя?
– Пятигорский.
– Ничего не пойму. Приходи через неделю, оформим.
Пришел через неделю.
– Еще не готово. Давай, заходи через полмесяца.
Потом мне говорили – паспорт будет готов через месяц, через два, а я все заходил и заходил…
Можно было бы терпеть еще больше – на кой ляд мне тот паспорт! Но так не терпелось почувствовать себя взрослым! Показать в кинотеатре, что имею полное право ходить на вечерние сеансы…
Поплакался отцу.
– Завтра пойдем в милицию вместе. Надо узнать, почему тебя маринуют.
На следующий день пришлось изрядно походили по кабинетам. Никто не мог объяснить, что у них случилось. Всюду говорили одно и то же:
– У нас случились трудности. Надо еще с месяц подождать.
И только когда Борис Григорьевич добрался до самого верха, там сообщили:
– Метрика на португальском языке. Ее не только в Биробиджане, но и в Хабаровске никому не перевести. Отправили в Москву, в министерство. А оттуда нет ответа. Послали несколько запросов. Отвечают: в ближайшие дни пришлем. Но не шлют. И вот лишь сейчас все, наконец, прояснилось: ваша метрика где-то затерялась. Там организовали целое следствие, но концов найти не могут.
– А что нам делать? – спросил отец.
– Ждать…
– Но если даже в министерстве концов найти не могут…
– Есть один выход из этого запутанного дела. Не уверен, захотите ли вы им воспользоваться…
– Объясните.
– У вас с мальчиком разные фамилии. Он ваш пасынок?
– Да.
– Если бы вы его усыновили, он получил бы другую фамилию и ваше отчество. Ему и вам выдали бы соответствующие документы. Тогда их было бы достаточно для получения паспорта. Без затерявшегося свидетельства о рождении.
Как вы к этому отнесетесь?
– Я должен посоветоваться с сыном…
В коридоре Борис Григорьевич рассказал