Через некоторое время пошевелили металл – жидкий. Фокус удался. Но для полноты картины потребовались два, иногда и три примуса на одну машину. Впрочем, как бы там ни было, до конца войны линотипам тепла хватало.

А нам с лихвой хватало угара. Коптили они нещадно. За несколько лет потолок цеха стал черным. Однажды из озорства я взял длинную щетку и написал на нем: “При входе снимайте галоши”. Что после этого было! Как меня песочили! Кто только мог – начальники и не начальники. Шуток в то время не понимали – время было слишком суровое. Люди изливали на меня всю накопившуюся досаду. Слава богу, хоть не уволили.

Много позже, когда война уже подходила к концу, мы узнали, что под нашим городом возник лагерь военнопленных.

Удивились: лагерь немецких военнопленных. За десять тысяч километров от заканчивавшейся войны. И даже больше: немецких военнопленных, не просто солдат и офицеров, а специалистов, мастеров.

Решили съездить туда на разведку – авось, помогут нам с грелками для линотипов?

Лагерь оказался просторным, аккуратным и хорошо ухоженным – как немецкие городки, в которых я побывал через десятки лет. Своими делами там занимались настоящие, живые немцы – все еще наши заклятые враги. На нас, дальневосточников, знавших о войне только по сводкам Совинформбюро, они произвели большое впечатление.

Но еще больше мы удивились тому, что в том же лагере были и японцы – союзники встретились под одной крышей. Правда, жизнь их здесь беззастенчиво разделила: немцы, специалисты оказались в положении господ, а японцы – в роли их прислуги.

Вернусь к цели нашего визита. Знатоков-электриков для нас нашли. Мы рассказали о своей проблеме. Как могли, начертили котел линотипа с параметрами. Они о чем-то между собой поговорили и спросили, сможем ли мы взять их с собой в типографию?

Начальство лагеря пошло нам навстречу. Не буду рассказывать, какими глазами смотрели немцы на наши закопченные стены и потолок, на мятые газеты, разложенные на подоконниках вместо простыней, на измазанных типографской краской мальчишек-рабочих, шнырявших под ногами. Тут эти люди поняли, какую цену заплатили мы за то, чтобы сами гитлеровцы коротали дни в нашем концентрационном лагере.

Немцы оказались настоящими специалистами. Через несколько дней администрация лагеря передала нам новые грелки. Мы поставили их в котлы линотипов и торжественно потушили примусы.

Война закончилась.

Еще раз я убедился в этом, когда через несколько дней случайно повернулся к окну и увидел там солдата. Он стоял и рассматривал сквозь стекло что-то в цехе.

“Смотрит, наверное, как машина крутится”, – подумал я и продолжал работать. Через некоторое время повернулся снова – солдат попрежнему стоял на месте.

Я открыл окно:

– Тебя что-то интересует?

– Знаешь, я шофер. Только на один день приехал с командиром в штаб и тут вижу – типография. А у меня как раз дело есть по этой части. Мы стоим сейчас в Манчжурии…

– Воюете?

– Уже отвоевались. Япошек кого побили, а кто сам в плен сдался.

– Так что ты хотел сказать?

– Ну, вот, в Манчжурии все машины иностранные. Мы себе в часть взяли несколько, а ездить на них нельзя. Патруль остановит, потребует разрешение управлять заграничным автомобилем, а его нет… Не мог бы сделать мне такое разрешение? Ты же типография…

– Я бы рад, да закон не разрешает.

– Какой тебе закон? Я уеду в Манчжурию к китайцам… Да я даже не знаю, как твой город называется. Если поймают с твоим документом, я же не расскажу, где взял… Не трусь, помоги.

– Хорошо, давай образец.

– Нет у меня никакого образца. Если бы был, я бы по нему и без тебя ездил.

– Тогда найди у своих ребят и приезжай завтра.

– Какой завтра? Я через несколько часов уезжаю в часть…

– Значит, ничего не получится.

– Слушай, напиши, что мне разрешено водить иностранные машины и сойдет.

Я махнул рукой, пошел к линотипу, набрал, что такой-то (пустое место для фамилии) сдал экзамен на право водить автомобиль иностранного производства. На месте подписи – выдуманная фамилия.

С виду получилось, как казенная справка. Сделал на ручном станке несколько оттисков, отдал солдату.

– Если патруль один отберет, достанешь другой…

На лице парня было столько счастья, будто он лично только что самого Гитлера в плен взял. И я еще раз понял, что на дворе действительно мир и по законам мирного времени мне простится это невиное мошенничество.

Я вернулся к прерванной работе. Вскоре в окне снова показался мой “клиент” и замахал рукой. Я подошел. Солдат протянул что-то завернутое в бумагу и сказал:

– Это мое спасибо. Ты хороший парень. Поеду в Манчжурию машину менять…

Мне не терпелось развернуть сверток. В нем был кинжал в ножнах – наверное, трофейный. И что может быть лучше такого подарка для подростка!

* * *

Не бойтесь дарить согревающих слов

И добрые делать дела.

Чем больше в огонь вы положите дров,

Тем больше вернется тепла.

Омар Хайям.

Войну с Японией мы как-то и не считали за войну. В нашем городе разместился штаб армии, которая где-то там перешла через реку Амур и гнала японцев из Манчжурии. Мы с интересом наблюдали, как воинские эшелоны шли с европейского фронта на восток одновременно по обеим колеям транссибирской железной дороги. Из Манчжурии к нам стали приходить грузовики с китайскими продуктами. За копеечную цену или бутылку водки можно было купить пару мешков чумизы, фасоли или сои. Голод отошел на второй план.

Да и работать стало веселее. Цех освободился от копоти, примусы убрали на склад. В газете стало больше собственных материалов и мы уже меньше были привязаны к передачам ТАСС. Ну, и к счастью, к ночному сну мы стали возвращаться в свои постели в родном доме, к вкусной мамкиной стряпне.

Во дворе, в другом торце здания размещалась военная типография той армии, которая была на постое в нашем городе. Однажды к нам в вестибюль зашел генерал в очень больших чинах. С ним другие генералы – свита. Один из сопровождавших суетливо забежал вперед:

– Пройдемте сюда… Потом направо, во двор…

Генерал шагнул к проходной, но тут на его пути возник Гуревич – невысоконький, обрюзгший за последнее время, со своим нескладным животом.

– Извините, пожалуйста, – сказал он, – покажите ваш пропуск.

Генерал грозно посмотрел на нашего невзрачного вахтера с высоты своего гренадерского роста:

– Какой еще пропуск? Да ты знаешь, кто я? Я командующий армией…

Думается, после Петлюры наш Гуревич уже ничего в жизни не боялся. В том числе и