— И что же мне теперь делать? — спросила Полина,принимая дрожащей рукой пустой стакан.

— Ну, не знаю… — выпятил губу Никифоров. — Думаю,это был обман слуха. Стонали не у вас на чердаке, а где-то на улице. Может, задорогой, на лугу. Вы ведь в курсе, что ночью звуки разносятся очень далеко?

Полина отрицательно покачала головой — она совершенно точнобыла не в курсе.

— Я не смогу здесь спать, — жалостливым голосомсообщила она.

Никифоров немедленно осерчал. Так говорила его бабка продеда, когда тот, крепко выпив, колотил кулаком по столу: «Он осерчал». Колотитькулаком по чужому столу Никифоров посчитал неуместным, но голос его тем неменее стал жестким. Ведь ее безвыходное положение было не чем иным, какпокушением на его личную свободу!

— Если вам здесь страшно, возвращайтесь домой.Насколько я понял, вы приехали погостить к кузине, не так ли?

— Ну да, — ответила Полина, прочитав на его лицевсе, что он не произнес вслух. — Спасибо вам за помощь. Спокойной ночи.

— Так что вы делали в саду? — уже на порогеобернулся Никифоров. — Я видел, как вы ползали туда-сюда, словно связнойчерез линию фронта.

Полина, которая готова была разреветься и сдерживалась изпоследних сил, быстро ответила:

— Хотела позаимствовать у вас зелени к ужину, но,поскольку вы уже спали, передумала брать без спроса.

— А! — сказал Никифоров, не представляя себе,какие нравственные муки стояли за этой лаконичной фразой. — В другой разможете взять, сколько захочется.

Он удалился через парадный вход, обогнул дом и направился ксвоему собственному, переживая, что, уходя, не запер дверь и к нему тоже моглочто-нибудь залететь. Зажег свет, походил по комнате, заложив руки за спину,потом налил себе кефиру и выпил его, заедая сдобной булкой. Почистил зубы,погрузил комнату в темноту и снова уселся в кресло. Прошло не больше парыминут, когда рыжая девица появилась в саду. В одной руке она держала свечу,вставленную в стаканчик, в другой — кухонную табуретку.

Никифоров мрачно наблюдал, как она установила табуреткупосреди лужайки, опустила свечу на землю и уселась, сдвинув коленки и положивна них ручки. Ясно, что ночевка в доме не входила в ее планы. «Ну и черт сней!» — подумал он, досадуя, впрочем, что теперь ему точно не удастсяпоработать. Разве можно сосредоточиться, когда она торчит прямо перед глазами?Нет бы устроиться с той стороны дома, где дверь напротив близнецов Дякиных! Ноона предпочла явиться сюда.

Чтобы раз и навсегда покончить с ролью няньки, Никифоровушел в дальнюю комнату, закрыл дверь и лег спать. И заснул, и спал сладко, иутром поднялся свежим, в прекрасном настроении. Кроме работы, дел у негоникаких не было, и он весь день работал, изредка поглядывая в окно. Соседка непоказывалась. Вероятно, после ночного бдения ее свалил сон, и она вмертвуювалялась на диване.

Наконец, стемнело, но свет в ее доме почему-то не загорелся.«Может, пока я спал, ей опять явилось привидение и она умерла от разрывасердца?» — подумал Никифоров с веселым ужасом. В этот момент за забором, возлесвоей калитки, он увидел одного из близнецов Дякиных. Тот немного повозился сзадвижкой и проник на его территорию.

— Можно к вам, Андрей Андреич? — спросил он, бодропройдя через сад и постучав в дверь. — Вы не спите?

— Не сплю, — ответил Никифоров и, открыв, уточнил:

— Иван Леонидович?

— Николай, — хихикнул тот.

— Вас довольно легко перепутать. Извините.

— Мы, братья Дякины, похожи друг на друга, каккукурузные зерна.

— Да-да, — подтвердил Никифоров, задумавшись насекунду. Потом встрепенулся и поинтересовался:

— Вы что-то хотели спросить?

— Ну! — ответил Дякин, просачиваясь внутрь, хотяНикифоров не собирался демонстрировать гостеприимство в столь позднийчас. — Андрей Андреич, у вас фонарик есть?

— Естественно, — пожал тот плечами. —Какие-то проблемы?

«Никак они с братцем тоже собираются охотиться запривидением? — подумал он про себя. — Может, они его все-такивидели?».

— В гараже свет перегорел, — объяснилДякин, — а у нас фонарь поломался.

— Если принесете его, я попробую починить.

— Не получится, — развел тот руками. — Мыслучайно корпус помяли.

Никифоров добыл из ящика стола фонарь и сказал:

— Вот, возьмите.

Дякин схватил его, повертел в руках и поинтересовался:

— А помощнее нет?

— Не-а, — покачал головой Никифоров.

— А покомпактнее?

— Больше никакого нет.

— Ладно, — сказал Дякин. — Спасибо. Думаю, дозавтра он вам не понадобится?

— Надеюсь, что нет, — ответил Никифоров, мелькомподумав о привидении. Если он не собирается ловить эту дрянь, — а он несобирался! — то фонарь ему не нужен.

Однако отсутствие света в соседнем доме действовало ему нанервы. «Схожу, посмотрю, что с девицей, и займусь, наконец, делом», —решил он и отправился на разведку.

Она сидела на нижней ступеньке крыльца, прижав к грудималенькую кастрюльку, и поедала что-то отвратительное, серое, зачерпывая этобольшой оловянной ложкой. В сгустившихся сумерках ее волосы казались темными, алицо ненатурально розовым, словно кусок земляничного мыла.

— Привет, — сказал Никифоров. Остановился поодаль,засунул руки в карманы и пытливо поглядел на нее. — Что это вы сегоднятакая.., скучная?

— Неважно себя чувствую, — через силу ответилаПолина.

— Грипп?

— Долго просидела под солнцем. Просто кожа обгорела…

Он подошел поближе, согнулся пополам и посмотрелповнимательнее. Потом присвистнул и похлопал ее по плечу:

— Это вы хорошо позагорали!

Едва он к ней прикоснулся, как Полина взвизгнула и чуть невыронила свою кастрюльку.

— Больно! — воскликнула она и пересела наступеньку повыше.

— Да вы, Поля, вся пылаете! — сердито сказалНикифоров и засопел.

Эта идиотка совершенно не способна сама о себе позаботиться!Черт его дернул нагрянуть к ней с инспекцией.

— Вы делали что-нибудь?

— А что я могу сделать? — равнодушно спросила она.

— Ну… Я не знаю. Если нет мази, надо спасатьсянародными средствами. Обмазаться кефиром или сметаной…

Тут он вспомнил, что у нее нет ни того, ни другого, изамолчал. Полина зачерпнула ложкой свое варево и отправила его в рот. Оноткровенно поморщился:

— Что за дрянь вы едите?