2-го гранодерскаго полку). Как-де скоро он к тебе придет, так ты заставь его перевести последней мой указ, которой ты с Почиталипым писал[15], и принеси перевод ко мне». А вскоре после того пришел ко мне в коллегию и оной Шванович, которому я, пересказав самозванцовы слова, дал тот указ. И Шванович переводил оной сперва начерно, а потом и набело переписал, которой я потом отнес к самозванцу. А самозванец отослал оной, как я после о том слышал, к оренбургскому господину губернатору. Черной же швановичев перевод куда девался, — я не знаю, и никогда не видывал»{53}. Так же примерно запомнилось это событие и Шванвичу: к нему был прислан от Пугачева казак и велел идти в Военную коллегию, «а как пришел, то секретарь… Горшков сказал: «До тебя-де есть дело», и вынув указ тот, в котором в заглавии написано «Небезызвестно есть каждому», говорил: «Батюшка-государь Петр Федорович велел тебе перевесть оной указ на немецкой язык», которой я и перевел»{54}. Краткие упоминания о «немецком» указе имеются в протоколах допросов Почиталина{55} и члена повстанческой Военной коллегии Максима Щигаева{56}. Шванвич написал беловик указа 19 декабря, накануне отправления его в Оренбург вместе с двумя другими пугачевскими посланиями («автограф» Пугачева и его указ от 17 декабря). Показания Пугачева сообщают любопытные подробности передачи «немецкого» указа в осажденный город. Операция эта была поручена казаку-повстанцу Ивану Солодовникову, который, «взяв письмо, повез и потом, возвратясь назад, сказал ему [Пугачеву], што письмо подвесши к городу и привязав к палке, воткнув в снег, поехал. А как отъехал, то видел он, что высланной из города казак то письмо взял и поскакал в город»{57}.

Рейнсдорп, получив три пугачевских послания, отправил их 24 декабря 1773 г. в Петербург в Военную коллегию{58}. Полученные из Оренбурга бумаги президент коллегии фельдмаршал З. Г. Чернышев доложил Екатерине II. Появление из лагеря пугачевцев документа на немецком языке всерьез обеспокоило императрицу. Она и раньше склонна была считать, что восстание на юго-востоке империи было будто бы инспирировано либо зарубежной агентурой, либо оппозиционными деятелями из высшего дворянства. Несомненно, что «немецкий» указ Пугачева еще более усилил ошибочные представления Екатерины II относительно истинных причин восстания и его инициаторов. Именно поэтому императрица была крайне заинтересована в установлении личности человека, писавшего для Пугачева указ на немецком языке.

В наказе чиновникам секретной комиссии, отправленным в конце апреля 1774 г. для производства следствия лад пугачевцами, захваченными в плен под Оренбургом, Екатерина II предписала: «Старайтесь узнать: кто сочинитель немецкого письма, от злодеев в Оренбург присланного, и нет ли между ними чужестранцев, и не смотря пи на каких лиц, уведомите меня о истине»{59}. Прибыв в начале мая в Оренбург, секретная комиссия сосредоточила главное внимание на расследовании дел ближайших сподвижников Пугачева. На первом заседании комиссии, 8 мая 1774 г., были допрошены Горшков, Почиталин и Шигаев, которые — независимо друг от друга — показали, что «немецкий» указ Пугачева был написан Шванвичем{60}. 17 мая комиссией был допрошен и сам Шванвич, подробно осветивший историю своего пребывания в лагере Пугачева, признавшийся в составлении «немецкого» указа и заявивший в конце своих показаний, что «в разсуждении так нещастного казусу, последовавшего со мною, прошу у милосердой государыни помилования»{61}. 21 мая секретная комиссия направила Екатерине II свой доклад о результатах дознания над видными пугачевцами, особо отметив там: «…что касается до немецкого письма от злодея к оренбургскому господину губернатору писанного, то сие писал 2-го гренадерского полку подпорутчик Шванович, бывший в то время в полону и атаманом над захваченными в толпу злодейскую гренадерами, которого допрос в копии под литерою «Н» у сего подносится», и что «Пугачев не имеет, кажется, постороннего, а паче чюжестранного руководства и споспешествования»{62}. Эти известия до какой-то степени успокоили, видимо, Екатерину II, и она широко использовала их в переписке со своими зарубежными корреспондентами. В письме к Вольтеру, характеризуя Пугачева, Екатерина II отмечала: «Он не умеет ни читать, ни писать, но это человек чрезвычайно смелый и решительный. До сих пор нет ни малейшего признака, чтобы он был орудием какой-либо иностранной державы или стороннего замысла, ни чтобы он следовал чьим-либо внушениям. И надо полагать, что господин Пугачев — разбойник-хозяин, а не слуга»{63}.

Важнейшими источниками для биографии Михаила Шванвича являются протокол его показаний на допросе, в Оренбургской секретной комиссии{64}, а также его послужной список, недавно обнаруженный в ЦГВИА{65}. Согласно последнему Михаил Шванвич родился в 1749 г. в мелкопоместной военно-служилой дворянской семье; отец его Александр Мартынович Шванвич имел во владении 36 крепостных мужского пола; Михаил Шванвич вступил в службу в 1765 г. капралом в Ингермапландский полк, зная к тому времени «грамоте писать по-росийски, по-французски и по-немецки; также часть арифметики, танцовать, фихтовать и на манеже ездить». Из протокола допроса Шванвича видно, что он был крестником императрицы Елизаветы Петровны{66}. Находясь в рядах 1-й армии, Шванвич участвовал в войне с Турцией, в кампании 1771 г. был в боях у Негошты и Журжи, при взятии Бухареста{67}; некоторое время служил ординарцем у генерала Г. А. Потемкина. Осенью 1772 г. Шванвич был переведен на службу в Петербург прапорщиком 2-го гренадерского полка; 28 июня 1773 г. он был произведен в подпоручики, а 10 сентября того же года послан с командой поручика А. Карташева в Симбирск для приема рекрутов и привода их в Петербург{68}. Находясь в пути, команда эта в конце октября была включена в состав корпуса карательных войск генерала В. А. Кара, направленного к Оренбургу против Пугачева. Следуя в авангарде корпуса Кара, команда Карташева 6 ноября 1773 г. была внезапно окружена и атакована повстанцами у деревни Юзеевой, в 100 верстах от Оренбурга. Большая часть солдат и Шванвич с тремя офицерами оказались в плену[16], и их вскоре пригнали в Бердскую слободу. Здесь Шванвича, как и других офицеров, ждала смертная казнь, но пленные солдаты заступились за него перед Пугачевым, заявив, что молодой офицер был добр и ласков к ним и они все просят сохранить ему жизнь. Приметив любовь и уважение солдат к Шванвичу, Пугачев не только простил его, но и оказал ему большую честь, назначив его вскоре есаулом полка пленных солдат, а потом и определив в свою Военную коллегию в качестве секретаря{69}. А произошло это, судя по показаниям Пугачева, следующим образом: однажды он встретил Шванвича и «зжалился