Этот монолог мог бы вызвать сочувствие, если бы граф говорил о неподобающем поведении своих деловых партнеров. Но неужели он точно так же относился к собственным дочерям? Отец Джилса, затевая то или иное дело, всегда действовал ради благополучия всех своих отпрысков – пусть даже результаты его деятельности частенько вызывали разочарование. Джилс не мог не заметить, что «пятая дочь» сидела неподвижно словно статуя; причем за все это время она совершенно ничего не съела! Что ж, конечно, ей было не по нутру, что от нее избавились таким вот образом… Хотя иногда складывалось впечатление, что сейчас она вообще ни о чем не думала. Но так ли это?..

Вспомнив тот эмоциональный всплеск, свидетелем которого был в коридоре, Джилс с иронией в голосе проговорил:

– Да, милорд, не слишком выгодное у вас потомство… А ведь совершенно ясно, что женская часть вашего семейства должна отказаться от собственной воли и делать лишь то, что скажете им вы. – Кто-то пнул его ногой под столом, но Джилс, не обращая на это внимания, продолжал: – Что же касается вмешательства Ллуэлина… Знаете, а почему бы нам не связать его и не оставить где-нибудь в подвале до тех пор, пока не состоится венчание?

В ответ на это предложение тотчас же последовали возгласы удивления, поэтому Джилс счел своим долгом пояснить:

– Но морить его голодом мы, конечно же, не будем.

– Вы не понимаете сути дела, молодой человек, – проговорила графиня. – Его необходимо вернуть в Лондон как можно скорее. И если он приедет в обществе графа, то никто не заподозрит, что он мог умыкнуть его дочь, чтобы тайно обвенчаться с ней.

– Но могут подумать, что он пытался похитить самого графа, дабы потом потребовать за него выкуп, – с усмешкой заметил Джилс.

Лицо лорда Аллингема побагровело.

– Сэр, ваше поведение вульгарно! – загрохотал он.

– Вы полагаете?.. Хм… наверное, это из-за моего американского происхождения. – Джилс перевел взгляд на свою тарелку и добавил: – Но если уж мы заговорили об особенностях поведения, то я, милорд, не слишком уж высокого мнения о вашей манере просить об оказании услуг.

– Совершенно необязательно, чтобы вам нравились мои манеры. Однако помогать мне – в ваших же интересах, – заявил граф.

Джилс с сочувствием взглянул на его дочку, а лорд Аллингем тем временем продолжал:

– И если вы оба согласитесь помочь мне и дадите слово джентльменов – надеюсь, такое понятие имеет для американцев значение, – тогда я укажу вам то место, где следует искать шкатулку-головоломку.

Джилс с отцом переглянулись, и Резерфорд-старший переспросил:

– Шкатулка-головоломка, говорите?

Граф утвердительно кивнул.

– Да, именно так. Та самая шкатулка, что принадлежала вашей покойной жене. Ведь я, кажется, уже говорил вам, что мне известно, зачем вы прибыли в Англию. Вы, мистер Резерфорд, разыскиваете драгоценности своей супруги. И, имея верные ориентиры, вы сможете отыскать их еще до Рождества.

Отдельная гостиная в этой йоркской таверне была более чем скромной, но в одном она походила на гостиные в лучших лондонских домах – за ужином все говорили очень много, главным образом – про нее, но при этом – не с ней самой. Так что ей было совсем не трудно отодвинуть свой стул и незаметно выскользнуть из комнаты.

Уже в коридоре Одрина выдернула из настенного канделябра горящую свечу. Снизу, из общего зала, доносились громкие голоса, смех, стук кружек и звяканье посуды. К счастью, находившиеся там люди были вне поля зрения – как и те, которых она только что оставила в гостиной. И, слава богу, никто ее сейчас не видел.

Сальная свеча источала не очень-то приятный запах, а язычок пламени то и дело колыхался от ее дыхания. Одрину пробирала дрожь – она в гостиной так и не отогрелась, а все ее тело, казалось, ныло и болело от усталости.

«Этот отъезд сам по себе означает скандал… Я не желаю видеть тебя в Лондоне…» – вспомнились ей слова отца.

Да-да, так сказал ее собственный отец!.. Человек, который решил ехать в Лондон вместе с похитившим ее негодяем… А ведь мог бы взять с собой свою дочь, не так ли? И в чем же ее вина? Лишь в том, что она в какой-то момент совершила ошибку.

Хотя Одрина и прополоскала рот, привкус опийной настойки все равно ощущался, и от этого ей было не по себе. Так же как и от того, что она неожиданно оказалась в Йорке, став чуть ли не соучастницей негодяя… А ее единственный потенциальный союзник – этот неуклюжий и несколько заносчивый молодой американец.

Младший Резерфорд сказал, что верит ей… Что ж, уж лучше иметь такого союзника, чем совсем никакого. К тому же… Хотя его манеры были несколько грубоватыми, но зато руки… они казались совершенно иными – осторожными и деликатными, гораздо более почтительными, чем его слова.

Однако сейчас ей было необходимо услышать слова Ллуэлина и высказать ему все, что она о нем думала. По выражению Резерфорда, тот сейчас «наслаждался одиночеством», и Одрине не составило труда его отыскать.

На самом верхнем этаже и потолки оказались пониже, и интерьер попроще, а по обеим сторонам коридора располагались совсем крохотные, наверное, номера. И постоянно слышались стуки в дверь из одного из них. А слуги здесь… Одрина осмотрелась, вставляя свечу в канделябр на стене. Слуги здесь, похоже, совершенно отсутствовали. Должно быть, ее отец удалил их отсюда с помощью звонкой монеты. Что ж, на сей раз он все продумал, все учел… А вот если бы несколько месяцев назад он обратил внимание на то, с кем его дочь проводит время…

Ах, даже незначительное родительское вмешательство могло бы в самом начале пресечь ее шалости с Ллуэлином. Флиртуя напропалую, с восторгом «исследуя» силу своих женских чар, она совсем потеряла голову. Как жаль, что ее никто вовремя не остановил, что никто не обратил внимания на ее поведение…

Увы, никто этого не сделал. И вот теперь она осталась совсем одна – без семьи и без друзей.

Досадливо поморщившись, Одрина несколько раз ударила кулаком в дверь, из-за которой доносились крики и стук. На несколько секунд воцарилась тишина, затем послышался знакомый голос:

– Кто там?

– Это я, леди Одрина. Ллуэлин, ради бога, перестань грохотать, а не то я прикажу связать тебя и бросить в подвал.

Данная угроза была подсказана младшим Резерфордом, и Одрине в общем-то нравилась идея насчет подвала.

– Ах, дорогая, наконец-то!.. Выпусти меня! – раздалось из-за двери.

– Как бы не так, – ответила девушка. – Раз уж ты заставил меня мерзнуть в холодной карете всю дорогу от Лондона, то изволь хотя бы недолго посидеть в одиночестве в достаточно теплой комнате. – Придвинувшись к зазору между дверью и косяком, она уже тише продолжала: – Ты останешься здесь на всю ночь. А утром мой отец повезет тебя обратно в Лондон. Ты тихо и без шума вернешься в город. И мы с тобой после этого уже никогда больше не увидимся.