События 1399 года действительно были революционными. Взгляды Ричарда II на королевскую власть все больше расходились с воззрениями большинства его политически значимых подданных. Проще говоря, Ричард ставил себя выше законов, принимаемых парламентом с согласия общества. Однако он был помазанником Божьим и безоговорочно полноправным королем, а его низложение меняло политическую культуру средневековой Англии. Если точнее, оправдания его свержению и установлению монархии Ланкастеров в основе своей представляли радикальный отход от любых прежних практик. Королевские права Генриха IV основывались на трех принципах.

Король Генрих IV. (1366–1413). Гравюра Э. Боке из «Каталога венценосных и благородных авторов» (Catalogue of the Royal and Noble Authors) Х. Уолпола. Великобритания, 1806

© Georgios Kollidas / shutterstock.com

Во-первых (и это самое важное), новое государственно-политическое устройство королевства Ланкастеров подчеркивало обязанность государя придерживаться коронационной клятвы и править в интересах общего блага. Ричарда свергли как раз за нарушение обязательств и «неверное правление». Генрих IV, таким образом, принимал обязательства поддерживать правосудие, защищать королевство, не облагать население несправедливыми налогами и обеспечивать устойчивость королевских денег. Ожидание сего господствовало в политическом процессе на протяжении первого десятилетия династии Ланкастеров и вращалось вокруг вопросов налогообложения и подотчетности короля парламенту. Восходя на престол, Генрих, подчеркивая относительную слабость его позиции, пообещал не отягощать подданных поборами. Наверное, он надеялся на богатую казну Ричарда и ресурсы герцогства Ланкастерского как на фундамент устойчивости королевских финансов. Но вскоре Генрих столкнулся с мятежом на домашнем фронте и войной с Шотландией — на внешнем, а потому был вынужден просить парламент о введении новых пошлин. В 1401 году депутаты потребовали загладить обиду до выплат, а через три года обусловили денежные ассигнования назначением особых казначеев для надзора за сбором податей и их расходованием. Более того, в 1406 году все траты короны взял под рассмотрение королевский совет, назначенный парламентом, что и вынудило Генриха сетовать, будто «королям не в обычае самим платить по счетам» [27].

Во-вторых, законность правления Ланкастеров основывалась на народной поддержке, за которой обращался Генрих Болингброк. Генриха IV провозгласили королем в парламенте, но политическая культура династии Ланкастеров подразумевала подотчетность королевской власти не только палате общин. Как настаивает Майкл Беннетт, «считалось общеизвестным фактом, что Генри взошел на престол на основании договоренности с народом» [28]. В 1402 году уже слышались жалобы на то, что король повышает налоги не ради общего блага, а ради обогащения своих придворных и помощников из ближнего круга. Более того, о Генрихе все чаще говорили как о нарушителе данного слова, причем не только относительно методов правления. Выходило, что при захвате власти в 1399 году он намеренно лгал, утверждая, будто по возвращении в Англию собирался только вернуть себе герцогство Ланкастерское. Именно эти сетования лежали в основании причин вспышки мятежа архиепископа Скрупа Йоркского в 1405 году. Еще в мае 1402 года для борьбы с распространявшимися слухами о нарушении королем обещаний повсюду в королевстве распространялись прокламации, напоминавшие: «Всегда было и будет намерением короля, чтобы благополучие, законы и обычаи королевства почитались и поддерживались» [29]. На протяжении большей части первого десятилетия правления Ланкастеров король оставался на положении, если можно так выразиться, отстающего. Он постоянно оказывался вынужденным реагировать на вызовы его королевской власти и авторитету. По словам одного хрониста, Генриху даже пришлось публично клясться, что он не захватывал корону, но был «должным образом избран». Если утверждение хрониста — правда, налицо примечательное признание шаткости основ правления Ланкастеров.

В‐третьих, обострялся фактор чисто династических претензий. Генрих дал старт поискам монастырских архивов повсюду в королевстве с одной целью — доказать, будто Эдмунд Горбатый, граф Ланкастер, приходился на деле старшим сыном Генриху III. Но все усилия ни к чему хорошему не привели, ибо подтвердили, что на самом деле законным наследником последнего был Эдуард I, прапрадед Ричарда II, и никто иной. Поэтому притязания Генриха IV на старшинство предков, на которое он исподволь упирал в парламенте, выглядели слабовато: фактически его права строились на родовой линии матери, Бланки Ланкастер. Вместе с тем происхождение от Джона Гонтского, третьего сына Эдуарда III, несколько упрочивало позиции Генриха, если учесть закрепленный королем Эдуардом в 1376 году порядок наследования по мужской линии[30]. И все же подспудный упор Генриха на родственную близость с правившими королями через женскую линию придавал больший вес притязаниям семейства Мортимеров, наследников второго сына Эдуарда III, Лайонела Кларенса, и его дочери Филиппы, как представителей старшей линии. Слабость династических прав Генриха хорошо проиллюстрирована необходимостью не менее чем в четырех случаях подтверждать и подчеркивать, что воцарение Ланкастеров произошло по воле парламента.

Причины шаткости положения Генриха IV видны невооруженным глазом. Он взошел на престол, будучи главой небольшой фракции, и фактически его баронское окружение, личный двор, превратилось в правящую верхушку королевства. Соответственно, Генрих полагался на поддержку доверенных лиц, часть которых служила еще его отцу, — сэра Томаса Эрпингема, сэра Томаса Ремпстона, сэра Хью и сэра Роберта Уотертонов и Джона Норбери, а также на небольшую группу товарищей времен изгнания (из них был, к примеру, Томас, граф Эрандел). Последний до смещения его Ричардом II в 1397 году за поддержку годом ранее лордов-апеллянтов[31] занимал должность архиепископа Кентерберийского и тоже вошел в ближний круг Болингброка после возвращения того в Англию, превратившись в одну из опор режима Ланкастеров.

Опора Генриха на приверженцев Ланкастеров в правительстве и поиск народной поддержки тоже объяснимы: это были средства усиления его королевской власти, притом что ряды аристократии в 1399 году поредели. Эдмунд, герцог Йоркский, был фактически недееспособным из-за преклонных лет и умер в 1402 году, а его сын, граф Ратленд, выглядел фигурой ненадежной. Томас Моубрей, наследник герцогства Норфолк, пока не вошел в возраст, как и графы Оксфорда и Марча. Графства Кент, Солсбери и Хантингдон находились в распоряжении короля с 1400 года после мятежа, а графы Девон, Суффолк и Уорик по разным причинам не играли в делах государственного управления почти никакой роли. Графам Эранделу и Стаффорду не хватало опыта в силу молодости. Генрих не мог положиться на могущественный нобилитет как на помощников в управлении королевством. Деятельными администраторами оставались только графы Нортумберленд, Вустер и Уэстморленд и их родичи (например, сэр Генри Перси или Томас Невилл, лорд Фернивал); они и стали опорой королевского дома. Незаконнорожденный сводный брат короля Джон Бофорт, граф Сомерсет, прежний сторонник Ричарда II, довольно быстро переориентировался и превратился в непоколебимого поборника дела Ланкастеров.