– К чему ты клонишь? – спросил я с раздражением. – Ты пытаешься убедить меня, что Д’уирсэтх стал бы приятнее, если бы эту гниду нашли в сточной канаве с перерезанным горлом? Я уже на твоей стороне. Но всё дело в Вараке. Ника ухватится за любую зацепку, которая приведет ее к нему, независимо от источника информации. Она готова пожертвовать всей нашей ротой, чтобы найти того, кто приведет ее к Кругу.

Чи надулась, а потом неохотно сменила тему.

– Я так понимаю, что мы принципиально отказываемся от анонимности во время этой операции?

– Нет никакого смысла переодеваться, если мы берем Угх и Губку с собой. С тем же успехом мы могли бы петь гимн полка, прогуливаясь по улицам. Никто из местных не поверит, что мы свои. Но группа наемных солдат, входящих в бордель, никого не удивит. А потом мы вышибаем дверь, выбиваем всё дерьмо и тащим пленника из логова.

– Тонкий план. Но насколько я помню, сила никогда не была лучшим решением.

– Кто бы это ни сказал, силы у него не было.

– Это ты сказал, три дня назад.

– Всё верно. Я не специалист по силовым решениям, – признался я, немного смутившись. – Для этого у нас есть Угх и Губка.

Чи иронически улыбнулась, играя с ожерельем, представлявшим собой нечто вроде переплетенного щупальцами глаза.

– Что это? – спросил я, чтобы сменить тему.

– Символ чего-то, во что я уже давно не верю.

– Бога с твоей родины?

– Что-то вроде этого, – смущенно ответила Чи. – Бог – это плохое слово. По другую сторону Пограничных гор мы не верим… люди не верят в богов, в таком понимании, как здесь. Там совершенно отличное от вашего представление о божественной сущности. Даже выражение «тварь божья» вводит в заблуждение. Все ваши религии упорно придают богам человеческий облик. И даже если некоторые религии по эту сторону гор признают невидимых и непознаваемых божеств, их все равно воспринимают в человеческих категориях, приписывают им намерения, замыслы и прихоти. Люди с той стороны верят во что-то менее… личностное.

– Я понимаю.

– Ты не понимаешь. Я тебе вообще ничего не объяснила. В этом языке нет соответствующих понятий. Даже моим родным языком это очень трудно выразить. Впрочем, – она отмахнулась и спрятала ожерелье под рубашку, – прошло слишком много времени. Сейчас я и сама уже мало в этом смыслю.

Это то, под чем и я мог бы подписаться. Любой член полка мог бы.

Герард, наш полковник, презирал любые символы, как религиозные, так и сентиментальные, но никогда не запрещал бойцам их носить. Этого и не требовалось. Только новобранцы выставляли напоказ цацки, выдававшие их происхождение или религию. Через несколько лет они всё выбрасывали и оставляли на своем теле только один символ: татуировку кусающей змеи, которая обвивалась вокруг правой руки. Было это, впрочем, вполне понятно. Служба в полку бросала людей во все новые и новые, неизвестные земли, где к ним относились как к пришельцам, оккупантам, захватчикам, даже если наниматель полка утверждал, что эти владения юридически ему принадлежат. В постоянной атмосфере чужеродности и угроз, в отрыве от семейных традиций старые верования теряли свою силу. Боги детства, прежде такие могущественные, казались смешными в этих непонятных странах, где их не только не боялись, но даже ничего о них не слышали. Когда тебя окружают чужаки, которые могут предательски ударить в спину или перерезать во сне горло, кто защитит, как не товарищи из отряда? Кому еще можно доверять, на кого полагаться? И так постепенно новобранец, обвешанный побрякушками, с завязанным на шее цветным платком, превращается в облаченного с ног до головы в черный полковой цвет ветерана, входящего в трактир с закатанным правым рукавом, чтобы все гости знали, кто за ним стоит и кто сожжет всю эту деревню, если хоть волос упадет с его головы.

Чи вышла, а я последовал за ней, поверх нагрудника натянув куртку с вышитыми символами полка на плечах. Я не собирался добровольно подставляться, потому мой наряд был лишен каких-либо отличий, выдающих офицерское звание. Не было в нем также ничего, что напоминало бы мне о стране, где я родился. Каждый элемент моего снаряжения и одежды попал ко мне непосредственно со склада Считалы.

* * *

Мы выдвинулись вскоре после наступления темноты. Прятаться от глаз прохожих не стоило, в это время в Д’уирсэтхе военных патрулей было больше, чем мирных граждан, и еще один марширующий отряд не привлекал внимания. Когда добрались до места, нам все же пришлось остановиться, так как из борделя как раз вывалилось несколько пьяных эрейских солдат. Теоретически мы были союзниками, но «настоящие эрейцы», особенно после нескольких кружек пива, любили показывать наемникам, где их место, и последнее, что нам нужно было в этот момент, так это случайная драка. Я быстро отвел отряд вглубь улицы, по которой мы пришли, а сам занял позицию на перекрестке, в тени уличного указателя, где наблюдал, как солдаты медленно выползают из здания. Табличка над моей головой сообщала, что мы находимся на пересечении улиц Окольной и Отшибной. По указанию губернатора все названия улиц обозначались на двух языках – эрейском и местном. Мы для собственного удобства всегда пользовались эрейскими названиями, но они были лишь более-менее удачным переводом с местного наречия. И если в центре города, в районе, хорошо знакомом губернаторским чиновникам, переводы были, как правило, точными и содержательными, то на окраине, в бедных кварталах, топонимы звучали более… абстрактно. Трудно сказать почему: то ли на улицы похуже отправляли менее талантливых переводчиков, то ли так проявлялась зловредность местных жителей. Классическим примером служила улица Благоухающего Угря, расположенная возле рыбного рынка, где у мелких торговцев можно было на свой страх и риск купить рыбу разнообразной свежести.

Королевские солдаты, еле держась на ногах и матерясь, наконец скрылись в дальнем конце Окольной улицы, и я дал знак своим начинать наступление. Чи и трое наших бойцов заняли позицию у входа на склада, а я и остальные шестеро вошли в бордель. Заведение было первоклассным, от самых дверей нас окружили потрясающие интерьеры, дурманящие запахи и звуки, как издаваемые музыкальными инструментами, так и более физиологической природы. Я почувствовал, что уровень концентрации моих людей катастрофически падает.

Почти сразу к нам подскочила мадам, чрезмерно накрашенная и полноватая дама в летах.

– Ах, добро пожаловать, добро пожаловать, храбрые воины, – слащаво закудахтала она. – Мы очень любим такие групповые визиты. Чем могу служить?

– Мы собираемся спуститься в подвалы, – сообщил я.

– Хорошо. Но за извращения придется доплатить.

Я на мгновенье опешил. Парша за моей спиной начал хихикать.

– Я имею в виду в прямом смысле подвалы, под этим зданием, – объяснил я, пытаясь сохранить серьезный и грозный вид. – Нам надо через них пройти.

– Боюсь, что это невозможно. – Мадам покачала головой. – Эти помещения в настоящее время используются нами довольно… интенсивно.