На ее земле можно было выращивать только лусавендру и рис, да и то с трудом. Ливни и бури с дальнего севера легко попадали в провинцию Дюлорн через скальный проход Разлома, и хотя сам город Дюлорн стоял в засушливой зоне, к западу от него лежала богатая и плодородная, щедро увлажняемая и хорошо осушаемая местность. А вот район к востоку от Разлома, где располагалась Престимионова долина, был совсем иным – влажным, полностью заболоченным, с тяжелой сизой илистой почвой. При тщательном соблюдении сроков, в конце зимы, перед началом весенних паводков можно было сажать рис, а поздней весной и в конце осени – лусавендру. Аксимаан Трейш разбиралась в сезонных ритмах лучше всех в округе, и только самые нетерпеливые фермеры начинали сев до того, как просачивались слухи о том, что на ее полях приступили к посадкам.

Несмотря на всю властность, престиж и авторитет, у Аксимаан Трейш была одна черта, которую жители Долины считали непостижимой: она внимательно, как примерный ученик к учителю, прислушивалась к советам сельскохозяйственных агентов. Два или три раза в год агент из Мазадоны – центрального города провинции – объезжал болотистые земли, и первой его остановкой в долине всегда была плантация Аксимаан Трейш. Она принимала его в большом доме, открывала бочки с игристым вином и самогоном из нийка, посылала внуков на Хэвилбоув наловить вкусных мелких хиктиганов, что сновали между камнями на быстрине, приказывала разморозить хранящиеся впрок стейки из мяса бидлака и поджарить их на длинных ароматных твейловых поленьях. После пиршества она отводила агента в сторонку, и до поздней ночи они говорили об удобрениях, рассаде, прививках, уборочной технике, а ее дочери Хейнок и Ярнок сидели рядом и записывали каждое слово.

И никто не мог понять, почему Аксимаан Трейш, которая, скорее всего, знала о выращивании лусавендры больше всех на свете, прислушивалась к словам мелкого правительственного служащего. Никто, кроме ее семьи. «У нас есть традиции, и мы будем их придерживаться, – часто говорила она, – мы делаем то же, что и раньше, потому что раньше это себя оправдывало. Сажаем семена, ухаживаем за саженцами, следим, как зреет урожай, потом собираем, ну а потом точно так же начинаем снова. И если урожай не меньше прошлогоднего, то считается, что все хорошо, а на самом деле это неудача, и значит, что мы едва справляемся. Мир устроен так, что нельзя стоять на месте. Стоять на месте – значит утонуть в болоте».

Вот поэтому Аксимаан Трейш выписывала журналы по сельскому хозяйству и время от времени посылала внуков учиться в университет, и всякий раз внимательно прислушивалась к сельскохозяйственным агентам. Год за годом ее агротехнические методы совершенствовались, и все больше мешков с семенами лусавендры отправлялись на рынок в Мазадону, и риса в закромах Аксимаан Трейш становилось все больше. Ведь всегда можно научиться делать лучше, чем умеешь, и Аксимаан Трейш старательно училась. «Маджипур – это мы, – любила повторять она. – Большие города стоят на подножиях из зерна. Не будь нас, опустели бы и Ни-мойя, и Пидруид, и Кинтор, и Пилиплок. Города растут с каждым годом, значит, и нам нужно работать больше, чтобы их всех накормить, разве не так? У нас нет другого пути, такова воля Божества. Разве не так?»

На ее памяти сменилось уже пятнадцать, если не двадцать агентов. Впервые они приезжали к ней совсем молодыми, с новейшими агротехническими идеями, и часто боялись предложить их ей. «Не думаю, что смогу чему-нибудь вас научить, – говорили они, – это я должен учиться у вас, Аксимаан Трейш!» И ей каждый раз приходилось подбадривать их и убеждать, что ей действительно интересны последние достижения науки и техники.

Поэтому, когда агенты уходили в отставку, на их место приходили молодые, она каждый раз испытывала досаду. С возрастом ей все труднее становилось налаживать полезные отношения с молодежью, порой на это уходило несколько лет. Но с Калиманом Хэйном, который появился пару лет назад, проблем не возникло. Это был молодой парень лет тридцати-сорока или пятидесяти – все младше семидесяти казались Аксимаан Трейш молодыми; резкий и бесцеремонный, он не заискивал и не пытался льстить, чем пришелся ей по вкусу.

– Говорят, что из всех фермеров вы чаще всех применяете новинки, – сказал он прямо буквально через десять минут после знакомства. – А что бы вы сказали насчет метода, позволяющего удвоить урожай лусавендры без ущерба для вкуса?

– Я бы сказала, что меня держат за дурочку, – ответила она, – слишком уж заманчиво, чтобы быть правдой.

– Тем не менее это возможно.

– Неужели?

– Мы готовы начать опытное применение в ограниченных масштабах. От своих предшественников я слышал, что вы склонны к экспериментам.

– Да, это так, – сказала Аксимаан Трейш. – И что же это за технология?

По словам агента, речь шла о протопластовой подпитке, при которой ферменты растворяют клеточную оболочку растений, обеспечивая генетическому материалу доступ внутрь. Это вещество затем может подвергнуться обработке, после которой клеточная ткань, или протопласт, помещается в культурное растение, где ему дают восстановить клеточную оболочку. Из одной-единственной клетки можно вырастить целое растение со значительно улучшенными характеристиками.

– Я думала, что это искусство на Маджипуре утратили сотни тысяч лет назад, – сказала Аксимаан Трейш.

– Лорд Валентин поощряет возрождение интереса к древним наукам.

– Лорд Валентин?

– Да, лорд Валентин, корональ, – ответил Калиман Хэйн.

– Ах, корональ! – Аксимаан Трейш отвела взгляд. Валентин? Валентин? Ей вроде бы говорили, что короналя зовут Вориакс, но мгновением позже она вспомнила, что Вориакс погиб. А его место занял лорд Валентин, точно, она слышала. Еще немного подумав, она вспомнила, что с этим Валентином вроде бы случилось нечто странное – не он ли поменялся телами с другим человеком? Может, и он. Но коронали мало что значили для Аксимаан Трейш, она не покидала Престимионову долину не то двадцать, не то тридцать лет, и Замковая гора с ее обитателями находилась так далеко, что воспринималась как нечто мифическое. Для Аксимаан Трейш имело значение, лишь то, что было непосредственно связано с выращиванием риса и лусавендры.

Калиман Хэйн рассказал ей, что в имперских ботанических лабораториях получили усовершенствованный клон лусавендры, который надо испытать в полевых условиях. И он пригласил ее принять участие в испытаниях, а за это обещал не предлагать новое растение больше никому в Престимионовой долине, пока она не засеет им все свои поля.

Желание попробовать было непреодолимо. Агент дал ей мешочек поразительно больших лусавендровых зерен – круглых, блестящих, размером с глаз скандара. Она посадила эти зерна на дальнем участке, чтобы избежать переопыления с нормальной лусавендрой. Зерна быстро взошли и дали побеги, отличавшиеся от обычных лишь двойной-тройной толщиной стебля. Потом они зацвели, и махровые пурпурные цветки были огромными, как блюдца, и дали по четыре стручка небывалой длины, из которых в пору сбора урожая были извлечены гигантские зерна в огромных количествах. Аксимаан Трейш испытывала искушение посадить их осенью, чтобы засеять все свои поля новым сортом лусавендры и следующей зимой собрать небывалый урожай. Но ей не пришлось этого сделать, так как по соглашению она вернула Калиману Хэйну почти все чудесные зерна для лабораторных исследований в Мазадоне. Но того, что он ей оставил, хватило, чтобы засеять почти пятую часть ее земель. В этом сезоне, по инструкциям, надо было сажать зерна нового сорта вместе с обычными, чтобы они переопылились и все растения приобрели улучшенные характеристики. Предполагалось, что черты нового сорта окажутся доминантными, но в таких масштабах исследования еще не проводились.