идея четырех гуморов и связанных с ними качеств была главенствующей, ее и вобрало в себя учение Галена и его последователей. Однако в «Гиппократовом корпусе» понятие «гумор» встречается в нескольких отличных друг от друга интерпретациях, и, например, в Древней Греции и Риме были практикующие врачеватели, которые придерживались иного мнения относительно количества гуморов или считали их не жидкостями, а газами.

Как бы то ни было, все гиппократовские врачи были убеждены, что основу здоровья составляет эвкразия – устойчивое равновесие гуморов и соответствующих им качеств. В определенных пределах баланс гуморов у разных людей мог быть разным, и у каждого мог колебаться в зависимости от времени года, возраста, образа жизни и пола. Но, если уровень какого-то гумора оказывался выше или ниже допустимого предела, это вело к нарушению общего баланса. Такое гуморальное расстройство называли дискразией и считали болезнью. То есть для Гиппократа заболевание было нарушением баланса, вызванным избытком или недостатком одной или нескольких телесных жидкостей. К тому же любая жидкость могла испортиться, загнить и отравить организм.

В рамках гуморальной теории заболевания не воспринимались отдельными явлениями, как это принято в современной медицине, которая классифицирует, например, тиф, рак, пневмонию или грипп. С точки зрения античной медицины болезнь была комплексным проявлением изменений в телесном балансе. Можно сказать, в представлении Гиппократа существовала лишь одна болезнь, которая могла проявляться по-разному и в разной степени, что зависело от характера и масштаба нарушений в балансе организма. Кроме того, гуморы были изменчивы и могли превращаться из одного в другой. Поэтому болезнь не была неким фиксированным явлением. Напротив, любой недуг мог развиться в другое недомогание. Грипп мог перерасти в дизентерию.

Рис. 2.2. Четыре жидкости, элемента, качества и темперамента в парадигме гуморальной медицины (адаптация Билла Нельсона)

Теперь нам ясно, что Гиппократ понимал под самой болезнью. А что же считалось ее причиной? Если болезнь, в сущности, была одна, то причин у нее могло быть множество. Болезнь возникала из-за того, что сейчас называется негативным влиянием окружающей среды, к которому Гален относит шесть «внешних неестественных воздействий». Первое на человеческий организм мог оказать испорченный, или, выражаясь в терминах гуморальной медицины, «миазматический» воздух. От такого ядовитого воздуха гуморальное равновесие могло нарушиться. Второе воздействие приписывалось движению, что сегодня мы назвали бы физической нагрузкой (или ее нехваткой). Среди прочих влияний были сон (или бодрствование), выделения (или их задержка), пища и питье, душевные переживания.

Стратегия лечения опиралась на естественные механизмы. Иными словами, Гиппократ верил в целесообразность устройства человеческого организма, что нашло отражение в его фразе, ставшей крылатой: vis medicatrix naturae, то есть «целебная сила природы». Согласно этому воззрению, тело стремится поддерживать или восстанавливать гомеостаз, например регулируя для этого температуру, выводя излишки жидкости или избавляясь от «болезнетворных» гуморов посредством потения, чихания, поноса, рвоты или мочеиспускания. Поэтому и лечение ограничивалось лишь поддержкой организма в борьбе с болезнью.

Сперва врачу нужно было распознать признаки, или симптомы, указывающие на глубинную причину заболевания, и составить историю болезни. Чтобы определить природу дисбаланса, гиппократовские врачеватели внимательно обследовали тело пациента: измеряли пульс, пальпировали и прослушивали грудную клетку, осматривали язык, оценивали температуру кожи и исследовали мочу. Ей уделяли особое внимание. Гиппократ огромное значение придавал цвету мочи, ее плотности, запаху и вкусу, а также обращал внимание на присутствие в ней крови или пены. Все это помогало выяснить состояние гуморов пациента. Лечение симптомов не было целью, главная задача состояла в том, чтобы оценить общее состояние больного, тем более что особенности пациента и диктовали выбор лечения. Терапия в каждом случае была сугубо индивидуальной. Болезнь не считалась самостоятельным явлением, ее воспринимали как процесс, который у каждого пациента мог развиваться по-своему.

В общем, гуморальная медицина не слишком заботилась о постановке диагноза. Гораздо важнее было дать ответ на извечный вопрос пациента: «Доктор, скажите, все будет хорошо?» Последователи Гиппократа главной своей задачей считали прогнозирование.

Рис. 2.3. Ланцет Эдварда Дженнера (1720–1800). Такое лезвие использовалось для кровопускания и для введения первых вакцин.

Science Museum, London. CC BY 4.0

Определив причины недуга и тяжесть состояния пациента, врач обращался к терапевтическому принципу «противоположное излечивается противоположным». Если пациент страдал от избытка черной желчи, холодной и сухой, ему назначали теплую влажную пищу и горячие отвары трав. Причем под горячим далеко не всегда подразумевали нечто теплое на ощупь, это могла быть и обжигающе острая еда любой температуры.

Диета была одним из основных средств лечения, доступных врачу, поскольку считалось, что любая еда обладает определенными качествами (теплая, холодная, влажная и сухая) и с ее помощью можно уравновесить в человеческом теле нехватку или избыток противоположного. Но предусматривались и другие терапевтические воздействия. Например, пациенту могли прописать физические нагрузки или покой, что делают и современные врачи, рекомендуя лечение в оздоровительном центре или отдых в санатории. В числе прочих средств были смена обстановки, умеренность в сексуальной сфере и душевный покой. Применялись и травяные препараты, поскольку гиппократовские врачеватели – заядлые приверженцы терапии внутренних болезней. К примеру, было стандартной практикой назначать рвотные, слабительные, потогонные или мочегонные средства для выведения из организма избытка какого-либо гумора. Поскольку считалось, что кровь несет в своем потоке все остальные жидкости, в порядке альтернативы врачи нередко прибегали к столь действенной мере, как венесекция, оно же кровопускание, которое стало визитной карточкой гиппократовской медицины и оставалось столпом врачебных практик более двух тысячелетий, по меньшей мере до конца XIX в. Гуморальная терапия была, по сути, процессом сложения и вычитания. Врачи стремились прибавить недостающее и сократить избыточное.

Современный читатель, скорее всего, сочтет кровопускание сомнительной мерой, но не будем забывать, что, с точки зрения гиппократовских врачевателей, эта процедура имела массу преимуществ. Она оказывала комплексное воздействие, как собственно и сам недуг, эффект давала незамедлительно, а кроме того, врач имел возможность этот эффект контролировать. Если пульс слабел, цвет крови внезапно менялся или пациент терял сознание, доктор мог тут же прекратить кровотечение. Тем более процедура имела стандартные противопоказания: пожилой возраст, малокровие, жаркое время года или сторонние процессы, сопровождающиеся обильной потерей жидкостей иными путями. В итоге кровопускание, польза и границы применения которого были тщательно описаны, заняло центральное место в традиционной медицинской практике, как и ланцет – главный инструмент венесекции.

Гален и главенство текста

В «Гиппократовом корпусе» первое воплощение гуморальной теории в какой-то мере являло собой науку, основанную на доказательствах, однако учение претерпело глубокие изменения, когда за него взялся «второй отец медицины». То был Гален из Пергама (129 – ок. 210 гг.), греческий врач, практиковавший преимущественно в Риме.

Чтобы понять, как возникла доктрина галенизма и почему она оказалась такой живучей, стоит обратить внимание на личностные качества Галена, которыми он заметно отличался от Гиппократа. Поскольку о Гиппократе как об исторической личности нам известно крайне мало, важно не забывать, что галеновский Гиппократ – условный образ, вобравший черты многочисленных авторов «Корпуса». Этот скомпилированный Гиппократ, последователь Аристотеля, был невероятно наблюдательным эмпириком. Гален же, напротив, утверждал свой авторитет на знании текстов Гиппократа и на выводах, сделанных из философских догм. Он буквально обожествлял своего учителя и следовал каждому его слову. Тем самым он назначил себя верховным жрецом или главным толкователем учения Гиппократа, которое превратил в догмат. В одном сатирическом стихотворении эпохи Возрождения Галену приписывается вот такая чванливая тирада:

Сравниться с Гиппократом я бы мог.

Обязан многим я ему, но и за ним есть долг.

Довел я до ума что не доделано, невнятно у него –

В моих бесчисленных томах кристально ясно все.

Он уроженец островка, а я –  дитя могучего материка,

Неплодовит в отличие он от меня –  моим трактатам несть числа,

Он камни нам оставил, я же –  воздвиг твердыню

искусства врачевания, медицины{7}.

Однако же Гален исполнил знаменательную роль в деле романизации Гиппократа, познакомив с его трудами латиноязычную публику во всех концах Римской империи.

Гален происходил из знатного рода и пользовался всеми преимуществами прекрасного образования и богатства. Путь к славе