Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был масштабный концептуальный прорыв – когнитивный фундамент, на котором началось строительство научной медицины. Под влиянием натуралистического подхода врачеватели отказались от заговоров, заклинаний и жертвоприношений, перестали применять экзорцизм, а потом и вовсе оставили практику умиротворения богов. Этот знаменательный шаг в истории наших представлений о мире был особо отмечен в 1940-е гг. эпидемиологом Чарльзом-Эдвардом Уинслоу: «Если исходить из того, что болезни возникают по воле богов или демонов, то научный прогресс невозможен. А вот предположение, что причина кроется в неких телесных соках, – это уже теория, которую можно проверять и уточнять. Идея, что заболевания имеют естественные причины, стала важнейшим и первым шагом на пути прогресса. Она ознаменовала собой эпохальный рывок в интеллектуальной истории человечества»{5}.
Высказывая явно традиционную точку зрения на заслуги Гиппократа, Уинслоу, бесспорно, склонен к некоторому преувеличению. «Гиппократов корпус» отнюдь не целостное произведение, авторы его 60 дошедших до нас трактатов порой расходятся во мнениях. К тому же историки заметно разнообразили выписанную Уинслоу картину триумфа единой рациональной медицины. Гиппократовские врачеватели, известные как iatroi, или исцелители, на рынке медицинских услуг представляли лишь одно направление и конкурировали со множеством других. Всевозможные врачебные школы исповедовали альтернативные доктрины, а некоторые целители и вовсе практиковали в отсутствие какой-либо единообразной концепции. Историк Вивиан Наттон так описал положение дел: в Древней Греции к вашим услугам были «хирург, который занимался ранениями, костоправ, травник, повитуха, учитель гимнастики, врачея и экзорцист»{6}.
То есть представления о здоровье, болезнях и методах лечения в Древней Греции вступали в коллизию, и пациенты делали выбор из множества вариантов. Поэтому «Гиппократов корпус» следует читать не как официальный итог медицинского консенсуса, а скорее как манифест одного из врачебных направлений, адресованный вниманию клиентуры. В нем не случайно говорится о необходимости завоевывать доверие пациентов и разоблачать шарлатанов, практикующих без опоры на какое бы то ни было учение. Но, несмотря на изрядно ограниченный контекст и весьма традиционные представления об античной медицине, вывод Уинслоу относительно медицинской науки Гиппократа значим и меток. К этому нужно добавить, что именно медицина Гиппократа, а не ее разносортные конкуренты в значительной мере определила дальнейшее развитие врачебного мировоззрения, в том числе и благодаря греческому врачу Галену (о нем далее), который усердно обеспечивал Гиппократу посмертную протекцию.
«Гибельные объятия», в которые Гален, по выражению историка Наттона, заключил Гиппократову доктрину, во многом ее исказили. Изъяв учение Гиппократа из исторического контекста, Гален сильно преуменьшил сложность и противоречивость опыта греческих врачей, но преувеличил значение теории в их работе. В то же время, по мнению Наттона, авторитет Галена сыграл решающую роль в том, что именно его версия Гиппократова концепта на протяжении столетий была наиболее известной в Византии, в исламском мире, а позднее и на латинском Западе.
Неизбежно напрашивается вопрос: почему в V в. до н. э. в Греции случился этот прорыв в направлении нерелигиозной натуралистической медицины? В значительной мере ответ кроется в столь трудноуловимых явлениях, как озарение и Гиппократа, и его сподвижников. Единичные факторы и случайности всегда занимают важное место в исторической череде причин и следствий. Однако очевидно, что в данном случае немаловажную роль сыграли и другие обстоятельства, в частности отсутствие жреческой бюрократии, наделенной властью выявлять и преследовать еретиков. Другие факторы – децентрализованность греческих городов-государств, натурфилософское наследие Древней Греции и особенно влияние Аристотеля, а также царившая культура индивидуализма.
Кроме того, важно не забывать, каким было социальное положение гиппократовских врачевателей и какую нишу они занимали на рынке медицинских услуг. Известно, что иногда они лечили и бедняков, и рабов, но все же, как правило, услуги врачей были недоступны широким массам. Основную клиентуру составляли представители образованных и преуспевающих элит, сначала греческих, а затем и римских. Принципы гуморальной теории как медицинской философии отвечали научным представлениям и врача, и пациента. Они говорили на понятном обоим языке натурфилософии, и методы лечения, которые назначал врач, например диета или покой, людям благополучным и образованным были понятны и доступны.
Принципы гуморальной медицины
Основополагающий постулат гуморальной теории гласит, что макрокосмос Вселенной и микрокосмос человеческого организма подобны друг другу. Оба состоят из одних и тех же элементов, оба подчиняются одним и тем же законам природы – и разлад в первом влечет болезнь во втором.
Согласно Аристотелю и греческим натурфилософам, макрокосмос содержит четыре элемента: землю, воду, воздух и огонь. Каждый элемент соотносится с двумя из четырех «качеств»: сухостью или влажностью, теплом или холодом. В течение следующих столетий последователи Аристотеля, очарованные числом четыре, добавили к концепции четыре времени года, четыре ветра, четыре стороны света, а в христианской версии появились четыре евангелиста.
С точки зрения Гиппократовой медицины микрокосмос тела повторяет основные черты макрокосмоса Вселенной. Он тоже состоит из четырех телесных жидкостей, так называемых гуморов, эквивалентных четырем элементам, – это черная желчь (земля), флегма (вода), кровь (воздух) и желтая желчь (огонь). У всех гуморов, как и у элементов, есть качества: теплота, холод, сухость или влажность. Все четыре жидкости текут по сосудам тела, и каждая из них обладает определенными свойствами и функциями.
Кровь – влажная и горячая, она питает плоть, согревает тело и разносит по нему остальные жидкости. Она вырабатывается печенью, более или менее обильно в зависимости от возраста и времени года.
Флегма – холодная и влажная. Она питает мозг и умеряет жар крови. Она скользкая и смазывает суставы, позволяя телу двигаться.
Желтая желчь – сухая и горячая жидкость. Она накапливается в желчном пузыре и помогает кишечнику выталкивать содержимое.
Черная желчь – сухая и холодная. Она повышает аппетит и питает кости и селезенку.
Различные соотношения этих жидкостей в организме обуславливают четыре разных темперамента и определяют, будет ли человек меланхоликом, флегматиком, холериком или сангвиником. Кроме того, гуморы соотносятся с четырьмя этапами человеческой жизни (детство, юность, зрелость и старость) и с четырьмя главными органами (селезенка, мозг, желчный пузырь и сердце) (см. рис. 2.2).
Имея представления о парадигме гуморальной теории, мы сможем лучше ориентироваться не только в медицине, но также в искусстве и литературе. Прекрасный пример – пьесы Шекспира, в которых характеры главных героев иногда совершенно недвусмысленно зиждутся на гуморальной теории темперамента. К примеру, Офелия в «Гамлете» являет собой хрестоматийную меланхолическую личность, страдающую избытком холодной и сухой черной желчи. Таков и флегматичный Шейлок из «Венецианского купца» – рано постаревший, холодный, памятливый и потому безжалостный. Обратный пример – Катарина из «Укрощения строптивой», человек холерического темперамента. В числе мер по ее укрощению была и основанная на Гиппократовом принципе диета, исключающая мясо, субстанцию теплую и сухую, от которой «желчь разливается, рождая злобу»[5], еще сильнее распаляя огненный нрав Катарины.
Гуморальная теория аксиоматична и выстроена на дедуктивных рассуждениях, точка отсчета которых – первопричины. Ключевую роль в формировании подобных представлений сыграли два фактора: средиземноморский климат, располагающий к восприятию мира сквозь призму четырех времен года, и специфический контингент пациентов, чаще всего страдавших болезнями, которые мы сегодня навали бы малярией и пневмонией. В текстах Гиппократа