Двери в другой закуток были открытые. Я зашла и туда тоже. Там тоже получился стол, хоть и без пишмашинки. На стуле сидела баба — сама по себе селючка-селючка, в ху́стке, в пиджаке вроде с плеча мужа, а ниже мне было и не видно, и ничего.

Селючка у меня спросила:

— Ты до ко́го, дивчина?

Я как приготовила, так и говорю:

— На работу до вас хо́чу. Ось мои докумэнты.

Я всегда так. Допустим, человек до меня говорит по-русски, и я до человека по-русски. Человек до меня по-украински, я тоже ж.

Баба взяла мои бумажки — а там и паспорт, и все-все.

Баба положила мое все-все возле себя и спросила, или я на кухню.

Я, конечно, ответила, что почему на кухню?

А баба мне свое и свое:

— А нам трэба на кухню — казаны, сковороды, тарилкы́, такэ-сякэ… Можна и на картоплю, моркву, такэ-сякэ — у нас машина чистыть, тилькы трэба доколупувать…

Конечно, я сказала, что нет, что мне надо в официантки.

Баба уткнулась глазами мне в груди.

— Официя-я-я-янткы-ы-ы… Гадаеш, тоби там мэдом будэ намазано?

Я слушала и молчала, а баба мне не молчала.

— И плаття в тэбэ годяще, и черэвыкы… А рукы порэпани. Дэ працювала?

Я призналась про лозовую фабрику. А и не укроешь — мои ж бумажки находятся возле бабы.

Баба дала мне приговор:

— Або на кухню, або нияк!

Конечно, селючка, хоть и взяли в такое место, мне позавидовала. Она ж у меня и платье отметила, и туфли, и все-все. А взяла — раз! — и за руки уколола. Понятно ж, что позавидовала моей красоте и годам, так потому.

По правде, я и не надеялась, что в секундочку кто-то выйдет и мне своей щедрой рукой скажет. Но и так тоже не сильно хорошо.

У меня настроения совсем-совсем не стало. Я пошла от вокзала своим шагом — вперед и вперед, не оглянулась, ничего.

У меня в голове крутилось, что так случается в жизни человека, что никто ему совет не подаст и помощь тоже.

Я не ругала себя за то, что неправильно рассчитала свое положение.

Потом я себе решила, что как-то ж оно будет! Где-то ж мне мэдом намажуть!

Ага.

Я не хотела толкаться в автобусе, чтоб не спортить себе туфли. Конечно, много идти в туфлях — тоже было неправильно с моей стороны. Тогда я выбрала, что сейчас буду идти и ступать осторожно.

Мой дом находится через весь город от вокзала, если на автобусе, так получается двадцать минут, в самом конце улицы Шевченко. А на Шевченко, дом пятьдесят семь, у нас в Чернигове находится Дом офицеров, он там еще с до войны. Дворец получился на два этажа, по своему цвету желтый с белым, середина у дворца выходит наперед, а с боков — продолжается.

Я много смотрела на Дом офицеров. Конечно, не с самой близи, а через решетку, старую-старую, решетку сделали с железа в рисунок, там получились листья и похожее. От ворот до дверей входа было большое расстояние, клумба посередине, по самым краям двора насадили деревья и кусты тоже.

Я уже слышала от подруг на лозовой, что у офицеров и танцы по праздникам и выходным устраиваются и что пускают с улицы. Наши некоторые ходили. Конечно, девушки ходили знакомиться, а не танцевать.

Надо понимать.

И картины в Доме офицеров показывали. Тоже приходили с улицы, кто хотел, как в просто клуб или кинотеатр, по билетам, в воскресенье по рублю старыми, считай, по десять копеек новыми.

В ту секундочку я про это вспомнила ни почему.

Я стала и начала смотреть и смотреть клумбу с цветов. По правде, цветов у клумбы уже не было. Допустим, если б садились мальвы, так хоть что-то б от мальвов было. В городе мальвы не са́дятся, в селе — да, а в городе нет. У цветов есть разница тоже. Цветы, которые называются «астра», «флокса», «пион» тоже, такие садятся у клумб. У нас в Чернигове возле Красной площади садится целый календарь с цветов «анютины глазки». Мне нравится. У календаря вянет тоже.

Да.

Потом с ворот офицеров вышел хлопец. Хлопец был не офицер и даже не военный. В руках у хлопца неслась фанерка с бумажками. На таких фанерках люди пишут про что «требуется».

Меня взяло — раз! — и повело до этого хлопца. Допустим, меня повело не до хлопца-хлопца а до бумажек.

Тут хлопец зацепил фанерку на нужном месте под стекло и пошел дальше назад.

Конечно, я прочитала, что Черниговскому Дому офицеров на постоянную работу требуются электрик четвертого разряда, подавальщица в буфет тоже.

Я аж закричала в спину хлопцу:

— Мужчина! Возьмите меня!

Получилось удачно, что хлопец от меня еще не ушел далеко-далеко.

Хлопец повернулся до моего голоса и сказал:

— Визьму! Йды сюда!

Хлопец показал мне своей рукой, чтоб я шла сюда. Я подумала, что у людей же бывает и туда тоже. Это разница. Я разницу всегда понимаю.

Ага.

Я пошла и в ту же секундочку спросила у хлопца:

— А в подавальщицы кто у вас разрешает?

Хлопец засмеялся, потому что, конечно, подумал смешное. Я ж крикнула хлопцу, чтоб мужчина меня — раз! — и взял. А это ж замуж берут или даже так. У меня слова вырвались от волнения.

Я подумала, что пускай, и сама себе засмеялась.

Хлопец привел меня на первый этаж Дома офицеров. В самом углу коридора, по красной дорожке, на двери прочиталось: «Начальник Дома офицеров». Мне стало не сильно хорошо, я вспоминила про вокзал, так потому стало. Я себе решила быть смелой и гордой. Тем более я уже давно знала, что у людей так закаляется жизнь.

Хлопец мне сказал:

— От тут наш товарыш начальнык Осипов. Спочатку до нього, вин вже направыть.

Хлопец открыл двери и по-товарищески толкнул меня дальше и дальше. Конечно, хлопец не посчитал, что я в эту самую секундочку подумаю про пальто, что пальто надо перекинуть через руку, а потом уже пойти дальше и дальше. И получилось, что я толкнулась к начальнику в пальто. У меня еще в голове пролетело, что там же не сразу начальник, что положена секретарка, что я успею. А секретарки на месте опять не было.

Случилось, что я не успела. Хлопец толкнул меня на другую дверь. И я стала перед товарищем Осиповым в своей обдергайке.

Осипов, хоть был в офицерской форме, а поздоровался со мной как человек:

— День добрый! Проходите, садитесь!

А у хлопца Осипов спросил:

— Дмитро, это кого ты такого красивого привел?

Разговаривал Осипов по-русски. То есть не так по-русски, как люди разговаривают у нас в Чернигове, а совсем-совсем по-другому. Наташа, которая моя подруга в классе, которая приехала в Чернигов с Саратова, говорила похожее. Допустим, Осипов и Наташа разговаривали по-русски как радио. Только радио разговаривало не так вольно, как Осипов и Наташа тоже.