с коварным Канну. Когда-то и я бился с горным духом, да так и не смог одолеть его. Уж очень он хитрый. Я укрою Ияночх на своей сопке, но ты, Марлин, поспеши на помощь храброму юноше. Ты ведь знаешь, на что способен Канну, и как тяжело бороться с ним в одиночку.

Марлин кивнул.

— Оставайся здесь, Ияночх, мой друг не даст тебя в обиду. А мне пора спешить на помощь Алаиду. — И шаман снова помчался в сторону огненной земли.

Тылвал посадил маленькую Ияночх на ладонь и поднял на сопку. На вершине было тихо и безветренно. Солнце уже почти село за синие горы на краю земли, и на небе по одной вспыхивали звёзды. Тылвал угостил Ияночх крепким чаем и до самого утра играл для неё на дудочке свои самые красивые мелодии. А Ияночх до рассвета не смыкала глаз. Она держала в руках сердце своего возлюбленного и освещала им тёмное ночное небо.

Страшная битва и последний танец Ияночх

Прямо на Алаида надвигался, сверкая глазами, Канну.

— Сдавайся, глупец! Отдай мне Ияночх, и, может быть, я пощажу тебя, — прохрипел злой дух.

Алаид только крепче сжал нож в руке. Тогда Канну свистнул, и гамулы набросились на юношу, словно разъярённые звери. Но он ловко увёртывался от них, успевая нанести им удар. Едва лезвие волшебного ножа обжигало гамула, как он тут же оборачивался медведем и в панике бежал прочь.

Когда Канну увидел, что от его огромного войска осталось лишь несколько жалких гамулов, которых храбрый Алаид вот-вот превратит в медведей, он вышел из себя и решил вмешаться в сражение.

— Схватить его! — крикнул Канну своим слугам. Вмиг гамулы подлетели к Алаиду и разом атаковали его. Юноша попытался вырваться, но Канну набросил на него тяжёлую чёрную кухлянку. Как только её капюшон накрыл голову Алаида, богатырь застыл. Медленно и безвозвратно он превращался в огромную гору. Сперва окаменели его ноги, затем каменной коркой покрылись грудь и плечи. Довольный собой Канну, потирая руки, взлетел высоко в небо и оглушил своим раскатистым смехом всю округу:

— Я победил! Я сильнее всех! Ияночх будет моей!

Собрав последние силы, Алаид бросил волшебный нож в смеющегося духа и окаменел навсегда. Заревев, горный дух упал на землю огромным бурым медведем. Позабыв своё прошлое и себя самого, зверь скрылся в лиственничном лесу.

Марлин тем временем спешил на помощь Алаиду. Он долго бежал на лай огненных собак и рёв гамулов. Но когда шаман оказался на месте, то увидел только огромную гору и медведей, отдыхающих у её подножия. Марлин опоздал. Шаман понял, что случилось с Алаидом. Он также понял и то, что ему никогда не отыскать свой волшебный нож, и он больше не сможет снова принять облик человека. Опечаленный шаман так и остался жить у подножия Алаида.

Рано утром Тылвал увидел, как через облака прорвалась вершина новой горы.

— Я должен что-то сказать тебе, Ияночх, — великан повернулся в сторону девушки. В его глазах стояли слёзы.

— Алаид одержал победу над Канну? Посмотри, его сердце по-прежнему светится и греет меня, значит он жив!

— Пойдём, я отнесу тебя к нему, — произнёс старик и раскрыл перед девушкой свою ладонь. У могучего Тылвала не нашлось сил сказать Ияночх правду.

Утро выдалось туманным и прохладным. Долго старик-великан шёл, почти ничего не видя, пока, наконец, туман не рассеялся и перед ними не выросла высокая стройная гора.

— Вот мы и пришли, Ияночх, — Тылвал опустил девушку на землю. — Эта гора перед тобою — твой возлюбленный Алаид. Он победил коварного Канну. Теперь ни тебе, ни другим девушкам нашей земли не страшен плен горной страны. Но вот какую цену пришлось заплатить за победу отважному юноше.

Ияночх не поверила великану.

— Алаииииид! — она позвала возлюбленного по имени, надеясь услышать его в ответ. Ветер подхватил её голос и отнёс на самую вершину горы. Тогда гора заревела и отозвалась на голос девушки, выпустив в небо искрящийся столб огня и дыма. Сердце в руках Ияночх вспыхнуло ярким пламенем.

Так храбрый Алаид стал вулканом.

Ияночх горько заплакала. Что ей делать теперь, куда идти? Она плакала очень долго. Несколько раз тревожная луна, сменяя солнце, выходила посмотреть на горюющую девушку. Она гладила Ияночх по волосам. Ласковый восточный ветер укутывал девушку теплом и пел ей прекрасные колыбельные, надеясь немного утешить её. Но Ияночх всё плакала и плакала. Слёзы ручьём лились из глаз девушки, когда-то таких счастливых и блестящих.

Однажды, когда рассветное солнце вскарабкалось на вершину горы и осветило округу ярким тёплым светом, Ияночх подняла голову и увидела, что сидит посреди озера из выплаканных ею слёз. В прозрачной зелёной воде плещется рыба, а на берегу играют друг с другом неуклюжие медведи. Чтобы Ияночх не утонула в собственных слезах, сердце Алаида превратилось в маленький остров из розового камня, на котором сидела теперь бедная девушка.

— Я знаю, что мне делать! — вдруг промолвила Ияночх. — Моё место там, где сердце моего Алаида.

С этими словами она поднялась на ноги и начала танцевать танец чайки, тот самый, что видел Алаид в свой первый вечер на берегу у селения Ияночх. Так же, как и тогда, она кружилась и грациозно взмахивала руками, подобно самой прекрасной на свете чайке. Вдруг руки её превратились в крылья и, оттолкнувшись от земли, девушка-чайка взлетела высоко в небо. Таким был последний танец Ияночх.

* * *

Прочитав все узоры на вышивке Алаида, Завина горько заплакала.

— Ах, какая грустная история! Как это несправедливо! Алаид и Ияночх могли бы жить долго и счастливо.

— Не плачь, Завина, — Балакитг попробовал утешить свою возлюбленную. — Настоящая любовь никогда не проходит бесследно. Она оставит на сердце земли прекрасный узор. Посмотри вниз и ты увидишь, как блестит на поверхности земли огромное зелёное озеро. Посреди него светится маленький розовый остров — сердце Алаида, а на нём шумят и танцуют чайки. Это Ияночх со своими подругами. На берегу живут и играют медведи. Среди них и шаман Марлин, и позабывшие себя гамулы. Алаид рассеял чары злого духа, и каменные берёзы в роще снова превратились в прекрасных девушек, которые счастливо живут теперь на морском берегу.

Балакитг достал из волшебного мешочка другую вышивку и начал читать её узоры. История спасённых девушек, запечатлённая в них, не была такой яркой, как