Билла и, по инерции выставив вперед руки, цепляется ими, по-видимому, за спину уносящегося в сторону трапа товарища, не давая тому убраться в проём тускло проникающего сюда света.

Буквально за мгновение до этого и погружения кубрика в темноту из рундука что-то, кажется, мелькнуло в их сторону, производя при этом странный неистовый боевой клич на ультразвуке.

Ещё секунда и… всё стихает!..

Переполох в курсантском кубрике чудесным образом достигнет ушей дежурного по кораблю, который, естественно, спешит на поиски источника. Увиденное им, после аварийного включения разбитого Биллом пакетника, станет главной новостью следующего дня для всего экипажа, да и не только для него.

…Пашка, стоя на четвереньках у нижней ступеньки трапа, усердно таранит головой косяк чуть приоткрытой входной «броняшки» — двери кубрика, то есть.

Билл, с воинственно намотанным на руку, Бог-весть, откуда взявшимся у него ремнём, затравленно выглядывает с нижней койки в дальнем углу кубрика, а Макар, к удивлению всех, плотно укутанный своим и Феликса одеялами, лежит поперек их коек в среднем ярусе неподалёку от открытой тумбочки.

Феликс же, брошенный и забытый всеми, стоит один одинёшенек посреди кубрика с высокоподнятым ботинком над головой и с ужасом взирает на свои не по размеру огромные синие форменные трусы, повисшие на его почему-то глубоко втянутом внутрь и без того дохлом животе. Там, на самом интересном месте с внешней стороны, намертво вцепившись лапами в хлопчатобумажную ткань, с любопытством озираясь по сторонам, висит их замечательная приятельница с белой правой задней лапкой. При этом, несмотря на её небольшой вес, его семейные парашюты медленно, но неуклонно по закону всемирного тяготения ползут вниз. Ощущая полную свою беспомощность — не лупить же себя ботинком по сокровенным местам! — курсант в какой-то критический момент времени с обреченным воплем подпрыгивает и, вывалившись из своей «набедренной повязки», зависает, в чем мать родила, на ручках аварийного люка на потолочной переборке. Ларуня же, ощутив твердую поверхность под собой, как истинная хозяйка ситуации, неспешно следует к злосчастному рундуку, где издевательски неспешно и легко пролезает в незамеченную никем малюсенькую щель в его основании.

Остаток ночи свет в кубрике курсанты не гасят вовсе. Всё это время они посвящают тщательнейшему исследованию кубрика в поисках других возможных входов и выходов в него.

После бессонной ночи весельчак Пашка перестаёт хохмить по поводу пришествий зверя, решив, видимо, что это он «накаркал» появление Ларуни своим глупым спором. В связи с этим он всю следующую неделю по мудрым советам моряков посвящает установке везде и всюду на подходах к кубрику специальных петель-ловушек.

Феликс же, напротив, по-своему расценив свою популярность у грызуна, каждый раз перед сном незаметно стал засовывать небольшой кусочек мякиша хлеба, дабы задобрить свою незваную гостью, в подмеченную им щель, после чего непрестанно плотно затыкая её корабельной ветошью.

К счастью, ни в эту, ни в следующую, ни в какую другую ночь в течение всей их практики Ларуня больше ни разу не попалась им на глаза, по-своему, похоже, оценив труды курсантов. В результате к концу практики про неё все несколько позабыли, во всяком случае, перестали думать и говорить постоянно, а, если и вспоминали, то больше с беззаботным хохотом и даже приязнью.

Так, незаметно пришло время прощаться с Минной гаванью и замечательным, хотя уже и списанным с плавсостава, славным боевым тральщиком. Наступает крайний, как говорят моряки, а попросту последний день практики. Личный состав корабля по случаю выходного воскресного дня практически весь убывает в увольнение. На корабле остаются лишь дежурная вахта, да занятые сбором домой курсанты. Погода стоит на редкость отменная: солнце сквозь белоснежные перьевые облака богато одаривает верхнюю палубу приятным мягким тёплым светом. Ни жарко, ни холодно — что ещё нужно для полного счастья? — самое время напоследок позагорать подальше от посторонних придирчивых глаз командования на ходовом мостике давно забытой всеми посудине в кругу друзей.

Сразу смекнув благоприятность момента, вездесущий Пашка каким-то чудесным образом достает полулитровую бутылку замечательного прибалтийского ликера «Ванна Таллин», скрытно притащив её в широком рукаве робы на корабль, дабы сотворить небольшой пикничок, так сказать, отвальную на «клотике мачты» по случаю завтрашнего убытия домой.

Ну, кто ж откажется от вполне пристойного, а главного заслуженного пиршества?

Недолго думая, курсанты с радостью соглашаются и, пригласив к себе на пир подружившегося с ними земляка, быстро накрывают на давно непосещаемом никем местечке хлебосольную «поляну», дополнительно «сгоняв» ещё за докторской колбасой, нарезным батоном и газировкой в «чепок» — гарнизонную чайную.

И тут, в самый разгар прощального веселья, когда в руках Пашки появляется гитара, Ларуня напоминает о себе, незвано пожаловав в центр их импровизированного столика, раскинутого прямо на чистейшей, кстати, палубе. Неспешно просеменив, издевательски мелькая белым пятнышком на задней лапке, крыса уселась прямо на приготовленном артистом бутерброде.

Курсанты же, поглощенные пением и музыкой товарища, естественно, прихода их недоброй старой знакомки не замечают.

Разгоряченный Пашка, допев и доиграв свой очередной шедевральный куплет, под одобрительные возгласы присутствующих, не глядя, хватает со скатерти приготовленное им снадобье и… тащит его в рот.

Все, кроме него, мысленно принимающего ещё овации в свой адрес, сразу замечают бесстрастно сидящего на колбасе бутерброда зверя, похоже, не собирающегося его делить ещё с кем-то, но, как и в прошлый раз, от неожиданности и природной брезгливости к грызунам замирают парализованные.

Ларуня же, не желая быть укушенной, перед самым носом артиста издает громкий воинственный писк и, кажется, как и в прошлый раз с Феликсом, прыгает прямо ему в лицо.

Пашка в ответ точно так, как и тогда ночью, в кубрике, издает свой страшный душераздирающий… визг в диапазоне девичьего сопрано — ну, настоящий певец, что тут скажешь! — и ретиво бросается прочь со всех ног, куда глядят глаза.

Вслед за ним, преимущественно, правда, молча, стиснув от напряжения зубы, в разные стороны, сломя голову, мчатся наутёк… и все остальные.

Впрочем, спустя минуту, они образумятся и вновь соберутся тут для осмысления случившегося. И хотя байки присутствующих о происшедшем сильно разойдутся, в том, что спустя пару секунд после прыжка Ларуни, им буквально чудом удалось поймать на леерах, готового сигануть с высоты примерно пятого этажа вслед за гитарой и бутербродом за борт, обезумевшего Пашку, они будут едины. Но, как и почему, недоеденный кусок колбасы с того самого сэндвича окажется в десяти метрах от места их баталии рядом с характерной едва заметной щелью в переборке, а главное, куда исчезла только-только открытая полулитровая бутылка сладкого ликера, толком объяснить никто не сможет. Правда, позже, вернувшись