Между последней страницей и обложкой лежала вырезка из «Лондон газетт».

«Именем короля» — так начинался длинный список разыскиваемых преступников. Эс-Ти нашел свое имя в нижней его трети. «Называет себя Принцем Полуночи или, по-французски, месье дю Минюи. Рост шесть футов, глаза зеленые, волосы каштановые, ведет себя как дворянин, отличные манеры, брови необычно загнуты кверху. Ездит на прекрасном черном жеребце. Тот, кто откроет местонахождение этого человека судьям его величества, получит в награду три фунта».

— Три фунта? Только три проклятых фунта?

В дни его славы за него обещали двести фунтов и его имя возглавляло такой перечень. Неудивительно, что его никто не беспокоит в этом медвежьем углу — Коль-дю-Нуар.

Он сложил все вещи в сумку, взвалил ее на плечо, покачал головой в удивлении, что такая хрупкая, хорошо воспитанная девушка из порядочной семьи умудрилась пересечь пол-Англии и всю Францию в поисках его.

К ночи удалось с ложки покормить ее супом. В полубреду она то слабо проклинала его, то звала на помощь родителей, а потом уснула. Он долго смотрел на нее, чтобы убедиться, что она еще жива, потом вытер ей лоб. Девушка даже не шевельнулась. Он в панике посмотрел на нее. Наконец ее грудь начала слабо вздыматься.

Лицо спящей девушки светилось добротой. Он представил ее в шелковом платье и туфельках в гостиной в доме обеспеченных людей с серебряным чайным сервизом на столе.

Эс-Ти знал эти гостиные и их обитательниц. Их смелость ограничивалась рандеву в темном саду, флиртом в беседке или под сводами лестницы. Но вряд ли они смогли бы в одиночестве проделать путь от севера Англии до французского Прованса.

Эс-Ти ушел мыслями в прошлое. Каким блистательным безумцем был он тогда — полон жизни и сил, каждый шаг — рискованное предприятие, каждая ставка — состояние; даже память о былом казалась реальнее настоящего…

Харон в безлунную ночь, черная тень с серебряными подковами, крики и золото вспышек пистолетной стрельбы… Сердце забилось сильнее, ощутив прежнее возбуждение. Он снова почувствовал маску на лице, тяжесть металла и черного плаща, запах конского пота. Горло пересыхало в горячке сабельного боя, когда нужно было то пришпоривать, то осаживать Харона — летящий по воздуху призрак.

Надменность, расчет, внутреннее возбуждение вели его тогда по жизни между богатством и ужасающей нищетой при такой глубокой несправедливости, царящей на свете. Он тщательно выбирал, кого поддерживать, а кого преследовать, следил за своими живыми мишенями, тенью скользя за ними по светским гостиным, ухоженным паркам и сверкающим маскарадам.

Джентльмен вне подозрений, надежно защищенный уважаемым старинным именем Мейтландов, выбирал себе самых самодовольных и самовлюбленных.

Но он не был борцом за великую идею. Важна была только радость игры, риска, презрение к закону, пока хаос не обернулся против него самого.

Глубоко вздохнув, он взглянул на кровать. Глаза девушки открылись, и на лице мелькнула улыбка, но затем выражение изменилось. Помрачнев, она отвернулась от него.

— Я же просила вас не оставаться со мной.

Лихорадочный румянец, казалось, немного уменьшился, но в свете огня камина трудно было разглядеть наверняка. Протянув руку, он дотронулся до ее лба.

— Жар спал, правда? Я выживу.

Лоб ее уже был не такой горячий.

— С Божьей помощью, — сказал он.

— При чем тут Бог? Просто жар спал. К утру все будет… нормально. Видно, меня ничто не может убить.

— Недавно я в этом не был так уж уверен.

Она смотрела на протянутую чашку, затем подняла дрожащую руку. Приподнявшись, она стала пить воду маленькими глотками, держа чашку обеими руками. Потом взгляд задержался на нем.

— Вы поступили глупо, оставшись здесь.

— А что мне оставалось делать? Я здесь живу. Больше мне некуда идти.

— В деревню, — слабо сказала она.

— И принести туда лихорадку?

— Глупый человек… глупый человек. Если бы вы ушли… как только я сказала. Заразиться можно только… при близком контакте.

Он молча смотрел на нее, пытаясь решить, насколько связно она говорит и действительно ли ей стало лучше.

— Я надеюсь, что вы остались не из каких-то нелепых романтических соображений.

Он опустил глаза на сбитые в кучу простыни.

— Каких, например?

— Например, желания спасти мне жизнь.

— Ну что вы, конечно, нет. Я обычно сбрасываю своих гостей с утеса.

— Тогда жаль, что вы… не оказали мне эту честь. Не надо мне вашей доброты. Не надо.

Он взял ее лицо в ладони.

— Я боялся, что вы умрете.

— Я хочу этого. — Голос ее задрожал. — О, как я этого хочу. Почему вы не дали мне умереть?

Он провел большим пальцем по ее скулам и бровям.

— Вы слишком красивы, чтобы умирать.

Он гладил ее лицо, чувствуя, что жар у нее ослабел.

— Будьте вы прокляты. — Голос ее сорвался, — Я плачу.

Жгучая влага хлынула ему на ладони. Вытирая ей слезы, он ощущал ее неровное дыхание и вздрагивание. Она подняла руки, стараясь слабо оттолкнуть его, чтобы избежать прикосновения.

Он отошел. Может, это начало выздоровления, а может, последние минуты ясного сознания перед концом. Ему случалось видеть такое. Стоя здесь и глядя на это бледное, тонко очерченное лицо, на безжизненное отчаяние в глазах, он мог поверить, что от края пропасти ее отделяет совсем маленькое расстояние.

Через четыре дня она уже смогла сидеть в постели и по-прежнему не разрешала ухаживать за собой; ела и пила без его помощи, настаивала, чтобы он выходил, пока она приводит себя в порядок.

Он снова начал поиски Немо.

Однажды поход в горы принес свои плоды — удалось подстрелить несколько королевских фазанов. Теперь у них по крайней мере будет на время еда.

Вернувшись, он застал мисс Ли Страхан спящей. Темные волосы крупными локонами обрамляли ее лицо. Но как только он вошел, девушка проснулась и постаралась сесть повыше.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

— Несомненно, значительно лучше, чем вы.

— У вас нормальный аппетит?

— Чудовищный, — сказал он. — Из-за вас я сейчас могу пойти позавтракать.

— Никаких признаков лихорадки? Озноба?

— Только во время моего ежедневного пребывания в этом чертовом ледяном ручье.

— Вы принимали холодные ванны? Это неплохо…

— Выполнял ваши распоряжения, мадемуазель.

— Жаль, что вы не выполнили их все. Я же говорила, чтобы вы уходили, но для этого у вас не хватило разума.