— Ой, — сказал Вася, когда на обшарпанный дощатый помост тюремной сцены выплыло видение — высокая, стройная и полногрудая блондинка с длинными распущенными волосами. Видение было задрапировано в длинное искрящееся черное платье с глубоким декольте на груди и спине и разрезами на бедрах, в которых мелькали длинные стройные ножки в блестящих бежевых колготках.

У зэков зоны 227А перехватило дыхание. Единодушный общий полувздох-полустон прокатился по клубному залу.

Блондинка взмахнула рукой, и в ее пальцах появилась раскрытая веером колода карт.

— Боже, вот это искусство, вот это искусство, — как заклинание, повторял Чумарик, наблюдая, как карты порхают в обнаженных руках красавицы, то исчезая, то вновь возникая ниоткуда.

Арлин Бежар ухитрялась доставать из тщательно перетасованной колоды задуманную кем-либо из охранников карту или сдавала карты так, что они разделялись на группы из четырех тузов, четырех королей и т. д., — словом, выделывала нечто невообразимое.

На самом деле зэкам было наплевать на то, что волшебница делала с картами. Они неотрывно наблюдали за стройными ножками, мелькающими в разрезах платья, и за колыханием груди в щедром декольте. Однако Чумарика интересовало нечто совсем другое. Лев Давидович пребывал в трансе. Его самооценка стремительно опускалась вниз, достигнув наконец отрицательной отметки.

— Я никто, — всхлипнул потрясенный до глубины души Лев Давидович. — Я-то думал, что я профессионал. Но по сравнению с этой девочкой я — никто. Не более чем мусор на грязной мостовой жизни.

— Ты — мусор? — угрожающе-изумленным тоном спросил не расслышавший всю фразу, но зато уловивший ключевое слово Косой.

— Мусор я, мусор! — с выражением предельного отчаяния подтвердил Чумарик, не разобравшийся в ситуации.

— Ах ты, мент поганый! — взвыл Косой, вскакивая с места и хватая Льва Давидовича за грудки.

Несколько охранников сорвались с мест и бросились к ним.

— Я — мент? — изумился Чумарик.

— Ты сам только что признался, что ты мусор, ты — наседка, падла! Предупреждаю, тебе не жить, — кричал Косой, пока охранники волокли его, брыкающегося и упирающегося, в карцер.

Закончив представление, блондинка поклонилась и скрылась за кулисами.

— Чего это он вдруг завелся? — недоумевал Лев Давидович.

— Надо быть поосторожнее в выражениях, — неодобрительно посмотрел на него Валькирий. — Зачем было говорить при всех, что ты мусор?

— Но это же метафора, — снова погрузился в тоску Чумарик. — Я всего лишь сказал, что я просто мусор на дороге жизни! Я всегда считал себя профессионалом, но по сравнению с тем, что вытворяла эта девочка, я просто жалкий любитель. Джокер, ты видел? — Он ткнул Васю локтем в бок. — Ты видел это чудо?

Тело Джокера колыхнулось от удара, но ответной реакции не последовало. Его глаза были пустыми и безжизненными.

— Джокер! Джокер! Что с тобой? — встряхивая Васю, тихонько спросил Валькирий, поскольку охрана уже поглядывала в их сторону.

— А? Что? — очнулся Вася. — Где она?

— Кто? — не понял Валькирий.

— Арлин Бежар! Девушка моей мечты! Где она? — голосом безнадежного идиота восклицал Джокер.

— Ё-моё! Этого еще не хватало! — проворчал пахан, откидываясь на спинку стула.

— Ты идешь на свидание с этой охотницей за женихами? — недовольно спросила маркиза.

— С чего ты взяла?

— Ты похож на перепела в разгар брачного сезона.

— Вообще-то ты могла бы сравнить меня с орлом или по крайней мере с соколом.

— Орел не станет вертеться перед зеркалом, причесываясь как ненормальный, перед встречей с дочерью деревенского сапожника, — сварливо сказала маркиза.

— Мама, по-моему, ты ревнуешь, — миролюбиво заметил Альберто. — Это называется комплекс короля Лира. Мириам забавна и хороша в постели, с ней приятно показаться в обществе, но не более того. Уверяю тебя, я не собираюсь на ней жениться.

— Гонсало Альма сначала говорил то же самое, — проворчала Мария Тереза.

— Пожалуй, стоит посмотреть, с какими показателями закрылась вчера нью-йоркская биржа, — предпочел переменить тему Альберто.

Он нажал кнопку дистанционного управления, и экран телевизора осветился.

«Чеченские террористы снова захватили заложников», — послышался голос комментатора.

На экране появились фотографии двоих мужчин.

— Нет, только не это, — не своим голосом закричала маркиза, когда Альберто переключил программу на телетекст.

Мария Тереза вскочила с дивана, опрокинув журнальный столик, и, подскочив к сыну, выхватила у него пульт управления.

— Мама, в чем дело? — обиженно спросил Альберто. — Я знаю, что биржевые новости не слишком тебя интересуют, но зачем же доходить до таких крайностей?

Мария Тереза не слышала его слов. Дрожащими руками она нажимала кнопки пульта дистанционного управления, отыскивая нужный канал.

Наконец на экране вновь появились лицо комментатора и две черно-белые фотографии в правом верхнем углу экрана.

— Если в течение месяца требования террористов не будут удовлетворены, заложники будут расстреляны, — хладнокровно сообщил диктор.

Маркиза судорожно вздохнула и, побледнев как полотно, рухнула на ковер.

В лагерной столовой Чумарик сел за стол к Валькирию.

— Надо поговорить, — сказал он, с отвращением погружая алюминиевую ложку в миску с баландой. Он так и не смог привыкнуть к лагерной кухне.

— Я тоже собирался поговорить с тобой, — кивнул Семен Аристархович.

— Джокер совсем плох, — сказал Лев Давидович. — Даже не знаю, что с ним делать. Я уж и уговаривал его, и ругал — все без толку. Сидит на нарах, забившись в угол, и ни на что не реагирует, даже почти не разговаривает со мной.

— Я тоже заметил, что у него крыша поехала, — coгласился пахан. — Надо что-то делать. Пропадает хороший мужик ни за что ни про что.

— Он твердит, что не может жить без этой фокусницы, что вся его жизнь была никчемной и бессмысленной и что, выйдя из тюрьмы, он собирается уйти в тайгу и замерзнуть в снегах, поскольку только смерть прекратит его страдания, — сообщил Чумарик.

Валькирий удрученно поцокал языком.

— Так бывает, когда мужик долго не видит баб, — заметил он. — Тут лет семь назад один братан из-за медсестрички совсем с катушек сорвался. Ты представляешь, отнял пистолет у охранника, взял его в заложники и угрожал убить, если медсестричка не выйдет за него замуж.

— Да ну? — удивился Лев Давидович. — И чем дело кончилось?

— Пять сверху накинули, в другой лагерь перевели, а медсестричка, говорят, теперь ему письма пишет.