тропе,

Сонм сытых людоедов

На столы

Куски сырого мяса изрыгает.

ПРОБЕЙ ЖЕ, ЧАС ВОЗМЕЗДЬЯ, ЧАС ОТМЩЕНЬЯ

Униженных и оскорбленных!

Люди,

Стучите кулаками в дверь столетья —

Окопы уж смердят от рваных ран.

Уже нельзя дотронуться до горла —

Виденье переполненного кровью

Бокала

Мне покоя не дает.

Но ведь гнусит во здравье кровососов

Хор пастырей,

Меж тем как спекулянты

Идейками

Сгребают чистоган,

Меж тем как спекулянты барахлишком

Хихикают над нами, простаками.

Но простаки — уже выходят в бой.

Бьют в колокол возмездья!

ЛЮДИ, ЛЮДИ,

Доколе нам насильников терпеть?

Так вырвите из головы поэта

Сознание беспомощности духа,

И равнодушья лягушачий хор,

И клевету ленивцев,

И тирады

Опустошенных, смятых, нищих духом.

СТУЧИТЕ, БЕЙТЕ КУЛАКАМИ В ДВЕРЬ!

Мы здесь,

Посланцы бедных, безземельных,

Сюда, к принадлежащим нам по праву

Полям,

Согбенные от назиданий:

«ТЫ ПРАХ ЕСИ И ОБРАТИШЬСЯ В ПРАХ,

Земля подобна гире арестантской

На наших в кровь разодранных ногах.

И тщетно биться головой о стену,

А за стеной —

Лишь долгий волчий вой».

ПРОБЕЙ ЖЕ, ЧАС ВОЗМЕЗДЬЯ,

ЛЮДИ, ЛЮДИ!

СТУЧИТЕСЬ В ДВЕРЬ СТОЛЕТЬЯ,

ЛЮДИ, ЛЮДИ!

Вы слышите: без устали клокочет

Теорий ультрамодных скороварка

С дарующим бессмертие клеймом.

Встревожьтесь:

Память предков,

Кровь людская

Распродаются в розницу и оптом

Бесстыдною оравой торгашей.

Кочует роскошь, как горбы верблюжьи

Веселыми пустынями.

Мечтанья

Раскрашены в ярчайшие оттенки,

Как модные машины.

ЛЮДИ, ЛЮДИ,

В сей горький час пора забыть,

Что око —

За око

И зуб — за зуб,

Зуб — за око

И око — за зуб, —

Милый перезвон

Колесиков в будильнике Вселенной.

ПРОБЕЙ ЖЕ, ЧАС ОТМЩЕНЬЯ!

Речь моя

Кратка не оттого, что лишь на краткий,

Мгновенный всплеск дано соприкоснуться

Словам крылами.

Речь моя кратка

Затем, что мне захлестывают горло

Конвульсии предсмертные

В гортанях,

Задушенных под куполом рассвета, —

Всех тех, кого лишили права слова,

Всех тех, кого заставили молчать.

Я возрождался в пламени тревог.

Удел мой изначальный — кратер горя.

И кровь мою палили на кострищах

Средневековых площадей,

И кровь

Стекала по ступеням мрачных храмов.

Я УМИРАЛ И ВОЗРОЖДАЛСЯ ВНОВЬ.

И вновь я здесь,

И, глотку надрывая,

Молю: эпоха-матерь, исповедуй,

Пред тем как снова стать сырой землею

Иль быть растерзанным лазурью дня.

ПРОБЕЙ ЖЕ, ЧАС ВОЗМЕЗДЬЯ,

ЛЮДИ, ЛЮДИ!

Сколь краток час, отмеренный природой

Для смертного!

О если б превозмочь

Весь ужас смерти, с коей лишь сравнится

Весь ужас бесконечности.

Мы ждали

Тысячелетьями, пока прозреем,

Чредой веков, от страха цепеневших

За нас,

Что мы не явимся на свет.

И ВОТ МЫ — ЗДЕСЬ,

На склоне, на исходе

Тысячелетья.

Нас ласкают губы

Сестер-берез и братьев-облаков.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЫКЛАДКИ

ТАКОЙ ДАЮТ ОТВЕТ:

ИСТЕРИЧЕСКИЕ ВЫХОДКИ

ПРИНОСЯТ ТОЛЬКО ВРЕД.

МЫ НАЗЛО ВРАГАМ ПОСТРОИМ

НОВЫЙ МИР ЗА ГОДОМ ГОД.

ПО ЗЕМЛЕ ЖЕЛЕЗНЫМ СТРОЕМ

РАТЬ НАРОДНАЯ ПРОЙДЕТ!

Любимая, уже щебечут птицы.

Дрожат зарницы, как твои ресницы.

На склоне дня и в утреннем свеченье

Мы знаем о своем предназначенье.

Как знает о своем предназначенье

Крестьянин над весенней бороздой,

Как знает о своем предназначенье,

На пламень домны глядя, горновой

Иль с кроткою улыбкой кружевница,

Когда над снежным кружевом склонится.

Жизнь — неподкупна.

Время — неделимо.

А там — в ущельях дедовых морщин —

Шумят леса серебряные сказок

И духи — охранители природы

У наших разноцветных колыбелей

С улыбкою загадочной стоят.

МЫ — ЗДЕСЬ

Отныне, присно и вовеки.

Наш голос напоен святой мечтою,

И сердце каждый стук свой сторожит,

Я слышу: приближаются повозки

С цветами —

Безнадежности дорога

Одолена,

И в каждом нашем шаге —

Истории медлительная поступь

Величественно запечатлена.

ДА, ДА, ДА!

РАСПАХНУТА ИСТОРИЯ —

НАВЕЧНО, НАВСЕГДА!

НАЙТИ СЕБЯ

Ян Костргун

Каникулы

Вступление и перевод с чешского И. Ивановой

Ян Костргун родился в 1942 году; по профессии он зоотехник и долгое время работал по этой специальности в сельскохозяйственных кооперативах на Мораве, сейчас занимается литературным трудом, член Союза чешских писателей.

Я. Костргун — автор повестей и рассказов, большинство которых публиковалось в газетах и журналах, а также в коллективных сборниках; в 1974 году вышел первый роман писателя «Паршивые овцы», затем сборник рассказов «Лошадка-качалка» (1976), роман «Браконьеры» (1977), получивший премию к 30-летию освобождения ЧССР, и повесть «Сбор винограда» (1979).

Рассказ «Каникулы» взят из сборника молодых чешских прозаиков «Я знаю толк в подковах» (Прага, «Млада фронта», 1976). До этого рассказ был напечатан в газете «Земедельске новины» («Сельскохозяйственная газета») и получил первую премию конкурса на лучшее произведение малых форм; позже рассказ «Каникулы» был удачно экранизирован.

Тема произведений Костргуна — жизнь моравской деревни 60—70-х годов, жизнь ее молодежи, проблемы, с которыми столкнулся автор, приехав после окончания института работать зоотехником «на село».

К концу 60-х годов кооперирование сельского хозяйства в стране, далеко не везде проходившее безболезненно, было давно завершено. Чехословацкая деревня располагает отличной техникой — тракторами, всевозможными уборочными машинами, животноводство также богато оснащено. Жители деревни живут полнокровной жизнью социалистического общества, однако на их плечи ложится немало трудной работы, и в частности — на плечи работников животноводства; в любую погоду, в будни и воскресенье, работы утомительной, порой и небезопасной. Таков крестьянский труд.

Рассказ «Каникулы», как и другие произведения Костргуна, автобиографичен, но не следует понимать это буквально — просто он пишет о том, что ему наиболее близко. Если в детстве он, как и герой рассказа Винца, знал деревню, так сказать, с праздничной стороны, когда это было летнее приволье лугов и полей, купанье