– Прошу вас, позовите Бьерри! Это срочно!

Один из охранников, тот, что помоложе, открыл было рот, но старший остановил его резким движением руки.

– Не положено. Буду я из-за всяких тут… господ среди ночи будить.

– Позовите Бьерри!

Охранник снял с пояса оружие и грубо ткнул рукоятью в решетку рядом с моими пальцами. Я инстинктивно отпрянула.

– Руки свои убрала! Ишь тянется, отродье! Только и хочет, что честного человека с пути сбить! Заткнись и спи, – рявкнул он и, подтолкнув замешкавшегося напарника, вернулся в свою каморку.

До самого утра я не сомкнула глаз. Так и сидела, привалившись спиной к стене рядом с колодцем, и до звона в ушах вслушивалась в сиплое дыхание менталиста, отчаянно надеясь уловить еще что-нибудь.

Мне нужно было коснуться его. Сейчас я была практически уверена, что он невиновен, но, лишь дотронувшись до его кожи, проникнув в его сознание, я смогла бы определить, кто же отдал тот самый ментальный приказ, толкнувший этого человека на убийство.

Но мне оставалось лишь беспомощно считать оставшиеся до рассвета минуты и поддерживать ослабевающий ментальный контакт, пропуская через себя бессвязные обрывки воспоминаний, несмотря на усиливающуюся головную боль. Менталист тихо стонал, выл на одной ноте, а вокруг плескались темные кровавые волны, и лезвие, ослепительно яркое в лунном свете, отражалось в подернутых томной поволокой глазах незнакомой леди. Раз за разом, снова и снова, словно сломанная музыкальная шкатулка, чью медную ручку больше невозможно было провернуть вперед. Мужчина и сам казался мне сломанным, и это подстегивало желание как можно скорее рассказать Бьерри о том, что я узнала.

В те редкие мгновения, когда сознание менталиста покидало сцену убийства, а мне удавалось ненадолго ослабить туго натянутые струны ментального контакта, мужчина грезил о море.

О безмятежно синем море с белой пеной на гребнях ласковых волн.

* * *

Предрассветное небо забрезжило серым. К тому моменту крик заключенного менталиста уже превратился в тихий невнятный шепот. Он затихал, погружаясь в безумие и беспамятство, и с каждой минутой шансы отыскать настоящего преступника становились все призрачнее.

К счастью, Бьерри появился рано утром. Я узнала четкий, размеренный шаг старого законника. Он не спешил: разумеется, охранники из ночной смены не посчитали нужным хотя бы сейчас сообщить ему о моей ночной просьбе. Никого в стенах тюрьмы не волновала судьба гибнущего в колодце карцера человека.

– Бьерри, – я бросилась к нему навстречу, – мне срочно нужно увидеть господина главного дознавателя. Только он может остановить казнь невиновного. Это очень важно.

Надзиратель нахмурился. Не давая ему времени возразить, я вкратце пересказала то, что прочитала в разуме осужденного менталиста. С каждым моим словом взгляд Бьерри становился все мрачнее и мрачнее.

– То, о чем ты говоришь, – тяжело произнес Бьерри, когда я, закончив, прижалась лбом к холодной решетке, чтобы унять ноющую головную боль, – случилось восемь часов назад. У северных доков. Законники застали убийцу на месте преступления почти сразу. Он не сопротивлялся аресту, не отрицал своей вины. Судебное разбирательство было коротким. В Бьянкини уже вовсю готовятся к казни. И… подумай о себе, дочка, не вмешивайся в это дело.

Я упрямо покачала головой:

– Не могу я так, Бьерри, не могу. Просто… – Я осеклась, не зная, как объяснить, насколько же важно было для меня не допустить этой казни.

Старый законник понял меня без слов, но лишь укоризненно покачал головой.

– Будь ты моей дочкой, обругал бы да в комнате запер, пока не поумнеешь. Но… – вздохнул он. – С тобой такое не пройдет, а жаль. Ну, раз о себе не думаешь, вспомни, чего бедняге Стефано стоил прошлый такой «невиновный».

Я помнила, может быть, даже слишком хорошо. Тогда определители тоже однозначно считали четкий ментальный след на преступнике и жертве, но краткого ментального контакта хватило, чтобы почувствовать, что обвиненный менталист находился под влиянием кого-то третьего.

Стефано поверил мне. Притащил ослабевшего от долгого сидения в карцере мужчину чуть ли не на себе, тщательно записал все мои показания и заверил их собственной печатью. А потом, обернувшись на пороге, пообещал, что уж это дело он точно из рук не выпустит, пока не добьется оправдательного приговора. И глаза его горели неподдельным охотничьим азартом, смешанным с восторгом от первого сложного самостоятельного дела.

Это был последний раз, когда я видела Стефано Пацци в стенах Бьянкини. Много позже Бьерри рассказал мне, что он перевелся – по крайней мере, именно так ответил ему комендант, когда старый законник окончательно замучил его вопросами. Бьерри передал это мне, но в его голосе отчетливо слышалась неуверенность. Мне подумалось, что он уже успел справиться у своих коллег из других городов, стоявших на землях Веньятты, а может быть, даже успел послать пару запросов в Ромилию или Аллегранцу, но все оказалось без толку. Стефано Пацци бесследно пропал.

Осужденного казнили неделю спустя.

Бьерри неловко вздохнул, глядя, как я до побелевших костяшек пальцев стиснула решетку. Сейчас он, казалось, искренне сожалел о том, что вслед за Пауком вновь поднял эту тему.

– Хорошо. Я сообщу коменданту, – сдался он.

– Много ли он сможет сделать, Бьерри?

Законник поджал губы. Подобное мнение в Бьянкини разделяли почти все.

– Пожалуйста, приведи господина главного дознавателя, – повторила я с легким нажимом.

– На твоем месте я бы не надеялся так на его помощь, – буркнул Бьерри. – Благородный лорд ради простолюдина руки марать не станет.

– Пожалуйста, прошу. Пока в городе безнаказанно совершает убийства сильный менталист, все жители Веньятты в опасности. Все.

Бьерри замялся. Я смотрела на него, пока он, сердито мотнув головой, не отвернулся.

– Ладно, дочка, попробую. Но не ручаюсь, что из этого выйдет что-то путное. Все-таки господин главный дознаватель – это не Стефано Пацци.

Да. Именно поэтому я считала, что у него были все шансы довести дело до конца.

* * *

Я ожидала, что Паук появится в Бьянкини не раньше середины дня, и рассчитывала встретиться с ним уже в рабочих комнатах, но не прошло и часа, как главный дознаватель объявился прямо в тюрьме. Это было странно: неужели он оказался где-то на полпути к центру, когда по распоряжению Бьерри ему передали мою просьбу?

Быстрые шаги законника эхом отдавались от каменных стен коридора.

– Артефакт готов? – отрывисто спросил он, как только приблизился к моей камере.

Я замялась. В руке Паука блеснул ключ. Отперев решетку, он, не слушая возражений застывшей неподалеку охраны, вошел внутрь и размашистым шагом направился ко мне. Я замерла, сидя на краешке кровати.