Звук гальки, отскакивающей от пола пустого санатория, заставляет всех нас повернуть головы. Я напрягаю зрение, чтобы заглянуть в темноту, страстно желая увидеть тени фигур, о которых люди говорили в интернете. Лео подходит ближе к окну и широко улыбается мне.

– Хочешь пойти со мной?

Я бы с удовольствием, но надоедливое хихиканье снизу удерживает меня на месте. Качаю головой, и Лео исчезает в темноте за окном от пола до потолка.

Честно говоря, он мог бы стать шикарным примером для подражания для крутых парней. Какая-то часть меня верит, что именно таким он станет в колледже, и именно поэтому забудет меня. Теперь, когда Лео был на безопасном расстоянии, я наконец-то выдохнула. Назарет бросает на меня обеспокоенный взгляд и садится рядом на место Лео.

– Как поживаешь? – спрашивает он в своей обычной спокойной манере.

Только мои самые близкие друзья знают, что боль – это часть моей жизни. Как, например, руки и ноги, прикрепленные к телу. Но сегодня хороший день, и уровень боли минимален. Больше похоже на тень воспоминания о том, чем она могла бы быть.

– У меня нет мигрени.

– Я не об этом спрашиваю. – Назарет переводит взгляд с меня на то место, где исчез Лео, и у меня начинает болеть в груди.

Я влюблена в Лео, а Лео ничего не знает. Но Назарет знает. И Джесси тоже. Иногда я задаюсь вопросом, так ли хорошо у меня получается скрывать свои эмоции от Лео. А в другие дни думаю, не ослеп ли он.

– Я не хочу, чтобы он уезжал.

– Ты хочешь, чтобы он остался?

Вместо ответа отрицательно качаю головой. Я бы никогда никому не подрезала крылья. Назарет похлопывает меня по коленке, и я наклоняюсь, положив голову ему на плечо. Он как то мое защитное одеяло, которое я таскала с собой, когда была ребенком. Я не влюблена в него, и он не влюблен в меня, так что нам легко и безопасно друг с другом.

Божья коровка ползет по разросшемуся кустарнику рядом с нами, и ясно, что она направляется к паутине. Назарет, конечно же, протягивает руку и позволяет божьей коровке забраться по его пальцу, прежде чем осторожно переместить ее на каменную стену рядом с собой. Я улыбаюсь; в нем есть такая нежность, какой, я уверена, нет ни в ком другом. Он буквально живет фразой «Не навреди».

– А как насчет природного баланса? – спрашиваю я. – Разве ты только что не заморил паука голодом?

– У паука уже есть еда, и еще один прием пищи готовится. Ей не нужна третья жертва.

Назарет не только знает, как отличить самца паука от самки, но и заботится о божьей коровке, чтобы спасти ее.

Конечно же, паук плетет паутину вокруг борющейся мухи, и есть еще одна муха, пойманная в липкое гнездо и ожидающая своей очереди.

Боль словно ледорубом пронзает мой мозг, отчего я закрываю глаза и морщусь.

– Ви? – беспокойство слышится в тихом тоне Назарета.

Хотя боль все еще отдается в моем черепе, я заставляю себя поднять голову и улыбнуться своему другу.

– В чем дело?

– Ты вздрогнула.

– Я зевнула.

В глазах двоится, и проходит какое-то время, прежде чем мир снова обретает привычные очертания. Вот почему я отказываюсь садиться за руль. Я говорю папе, что нам просто не нужна дополнительная страховка, особенно когда живешь в центре маленького городка, где легко можно поймать попутку или прогуляться. Но на самом деле это потому, что такие головные боли могут ударить неожиданно, и я не хочу, чтобы когда-нибудь произошел несчастный случай.

Сомнение Назарета красноречиво выражается через сжатую челюсть, но он делает то, что мне нужно, – молчит и игнорирует ситуацию.

– У меня есть идея для нашей дипломной работы, – говорю я, игнорируя дрожь боли, прокатившуюся через мой мозг. – Это безумная идея, но мне она нравится.

– На меньшее я и не рассчитывал. – Потому что я сумасшедшая.

– Думаю, что мы сделаем наш проект о призраках. О городских легендах. Кентуккийских, если быть точнее. Он будет отвечать всем требованиям, которые мы должны выполнить. – Я вытягиваю палец, отмечая галочкой каждое из «правил» игры, созданных нашими учителями. – Нам придется провести обширные исследования, поэтому мы изучим легенды. Также съездим в районы, связанные с нашим проектом, и посетим места с привидениями. Мы должны провести интервью, так что…

– Ви, – перебивает меня Назарет, что делает крайне редко. Я замолкаю, и мне кажется странным, что он не смотрит мне в глаза.

– Ну что?

Он кладет руки на ноги, а затем соединяет пальцы вместе. С каждой прошедшей секундой мой желудок скручивает, как в стиральной машине.

– Из-за того, что у меня ускоренный график, они заставили меня сдать мою выпускную работу в прошлом году. Я думал, что мне позволят снова написать ее и мы будем партнерами, но они сказали «нет». Я должен сосредоточиться на своих курсах в колледже. Мне очень жаль, Ви. Я помогу тебе, если хочешь, но…

Но проект требует, чтобы мы работали в группе от двух до четырех человек, и Назарет не может. Я громко втягиваю воздух, потому что опустошена. Джесси окончил школу и сосредоточился на своей ферме, Скарлетт уже учится в колледже, Лео уезжает, и Назарет тоже может уехать. Случилось худшее. Я скоро останусь совсем одна.

Прошло уже несколько недель с тех пор, как меня выписали, и я чертовски взвинчен. Оглядываю огромное чудовищное здание в поисках чего-нибудь, что могло бы произвести на меня впечатление. Чего-нибудь такого, что отвлечет меня от мысли о том, что завтра снимут гипс и уже ничто не помешает мне отыскать свой кайф.

Но вот в чем загвоздка с кайфом: я хочу его так же сильно, как и не хочу. Чувствуя постоянное давление и тягу к нему, я всегда оказываюсь в проигрыше. Я не хочу поддаваться искушению, обманывать и подвергать себя опасности. В то же время одна только мысль о нем расслабляет мои всегда напряженные мышцы, и если бы этого было достаточно, то жизнь стала бы просто божественной.

Не буду лгать: отчасти причина, по которой я предложил всем нам подняться сюда, состояла в надежде найти хоть что-то похожее на приход, но, к сожалению, адреналина недостаточно.

Ребята расходятся и направляются к лестнице, ведущей к парадной двери этого заброшенного заведения. Здесь собрались представители команд по плаванию и футболу, и они обсуждают сочетание бейсбола, футбола и чувства долга. Мигель, парень, с которым я лучше всего общаюсь, – самый упрямый из всех, и он ведет разговор.

Сильвия поднимается рядом со мной. Компанию ей составляет группа девушек, которые следуют за ней почти везде, куда бы она ни пошла. Сильвия настоящий лидер, как и моя мама. И я понимаю почему: в ней есть что-то такое, что притягивает меня, как свет, и именно поэтому она одна из немногих, кого я называю другом.