– Жуть какая, – сморщила нос Абра.

– Мы с дедушкой и отцом знали, что это полный вздор, но кто-то продолжал ходить к нам по ночам и закапывать под деревом трупы животных. Дела шли неважно. Дождь лил все сильнее, и вскоре стало ясно, что нас вот-вот затопит. Однажды ночью дед взял канистру керосина, пошел к дубу, облил его и спалил дотла. Видели бы вы пламя! – Отец воззрился на потолок, словно наблюдая, как горит огромное дерево. – Постепенно все вернулось на круги своя. Только дуб было жаль.

На кухне повисла тишина. Мы сидели и думали об Айке, большом дереве и поколениях фермеров, что жили здесь до нас. Хотел бы я знать, правду ли рассказал отец. С ним ни в чем нельзя было быть уверенным.

После ужина Абра помогла маме вымыть посуду, а мы с папой отправились еще немного поработать. Когда я вернулся, Абра уже уехала на свою ферму на велосипеде. Ехать было недалеко – пару миль, не больше. Мы часто навещали друг друга на велосипедах, потому что в этом конце Кинкейд-роуд за пределами города, кроме нас, никто не жил. Разве что мистер Джинн, но он не высовывался на люди.

Из картонной коробки я соорудил для Икара домик, а мама отдала свой старый свитер на подстилку. Я поставил коробку под большое зеленое крыльцо нашего дома, уселся на ступеньки и принялся любоваться огромным садом, а кот, мурлыкая, терся о мои ноги.

Солнце уже село, но небо на западе еще горело отблесками заката. Воздух пропитался ароматом свежескошенного сена. Светлячки подмигивали яркими, словно звезды, огоньками.

С востока снова надвигалась гроза, и тяжелые облака посверкивали от молний. Будто на небесах шла какая-то жестокая битва, которая закончится, лишь когда одна сторона полностью уничтожит вторую.

Я всегда думал о громе и молнии как о естественных причине и следствии, но в тот вечер взглянул на это иначе. Мне подумалось, будто Гром и Молния – два существа, что сражаются друг с другом. Молния всегда наносит удар первой, а Гром ей отвечает.

Гроза подступала все ближе, и я опять вспомнил сцену, которую видел сквозь щель в двери антикварного магазина. Как раздался гром и молния осветила бледные лица трех женщин. И слова, начертанные на столе, клубившиеся штормовой тучей.

Но буря, что надвигалась сквозь сумерки, отличалась от царапин на столе. Эта буря несла с собой смерть, ей было предначертано дать ход всем остальным событиям.

Я сидел на крыльце вместе с котом и смотрел, как назревает буря. Закачались в танце ветки, листья взметнулись вверх, серебрясь в темноте. Налетел порыв ветра, оторвав с деревьев засохшие прутья.

Буря шла с востока, а солнце садилось на западе, отчего последние лучи заката освещали все каким-то жутким светом, и все тени вытянулись в направлении шторма. Казалось, он высасывает отовсюду тьму или изгоняет весь свет.

В долину ударила молния, разразившись серией ярких вспышек, за которыми последовал миг тишины. А потом – БАБАХ! – на поля обрушился гром. Услыхав первые раскаты, котенок помчался к дубу, который рос во дворе, ярдах в сорока от крыльца. Сумасшедшее животное вскарабкалось наверх, к первым толстым веткам, что росли в десяти футах от земли. Эта часть дуба всегда напоминала мне гигантскую пятерню с растопыренными пальцами, словно великан подставил свою лапу, чтобы поймать фрукт или что-то падающее с неба. Там было небольшое выдолбленное дупло. Иногда я приставлял к дубу лестницу, забирался наверх и сидел на этой пятерне.

Я побежал за лестницей в сарай, и тут пошел дождь. Он громко забарабанил по крыше, стенам и маленьким окнам. Пришлось зажечь свет. Лестница оказалась погребена под паутиной и толстым слоем пыли. Я потащил ее под дождем к дубу. Ножки бились о землю и несколько раз ударили меня по колену. Она была такой длинной, что я едва сумел ее донести. Наконец я поднял лестницу и прислонил к шершавой коре дерева.

Старый дуб был мне словно добрый приятель. Он был намного старше меня. Мы часто устраивали под его сенью пикники. У его узловатых корней я играл в свои игрушки. Каждую осень помогал маме и папе сгребать опавшие листья в большую кучу и прыгал в них. Кора дуба была точно старческая кожа – шершавая и шелушащаяся. Он был практически дедушкой среди деревьев.

По скользкой от дождя лестнице я вскарабкался наверх и заглянул туда, где от ствола отходили самые большие ветви. Глупый белый кот сидел там, а глаза его светились в темноте.

– Кис-кис-кис, – ласково позвал я.

Дождь припустил сильнее, и я промок до нитки второй раз за день. Волосы прилипли ко лбу, огромные капли стекали прямо в глаза. Я поднялся еще на несколько ступенек во мрак, к самому сердцу дерева. Я знал, что на самую последнюю перекладину наступать нельзя, но добраться до Икара можно было, только взобравшись повыше. Я встал на цыпочки и потянулся к коту снова. Еще одна молния ударила в землю, и лестница задрожала.

БАБАХ!

– Кис-кис-кис!

Кот и не думал идти ко мне, а забился под тонкую ветку. Чтобы спасти Икара, пришлось перебираться на дерево самому. Я попытался схватить кота, но тот отскочил в сторону и перепрыгнул дальше.

– Икар, глупыш! Иди же сюда…

С крыльца донесся встревоженный окрик мамы.

– Что ты там делаешь, Сэм? – в панике позвала она. Мама ужасно испугалась. – В тебя может попасть молния! А ну спускайся немедленно!

– Тут мой кот! – сквозь шум ливня заорал я. – Он забрался на ветку.

– Слезет, когда кончится дождь. Слушай, что я говорю, и быстро спускайся!

Будто в подтверждение слов мамы, гроза вновь обрушила на землю удар молнии, за которым тут же последовал раскат грома. От вспышки посветлело, как ясным днем. Она озарила траву, дом и церковь через дорогу. А когда погасла – все стало еще мрачнее. Я усомнился в успехе спасательной операции. Не лучше ли вернуться в дом? Помедлил немного, обдумывая, что делать. И уже было решил все бросить и возвращаться, но тут увидел на толстой ветке мамины руки. Она подтянулась и забралась в гнездо из веток, где находился я. Теперь мы оба, промокшие до костей, стояли на великаньей ладони.

– Где Икар? – спросила мама.

Она явно сердилась.

Я показал на самую большую ветку.

Мама вздохнула и покачала головой.

– Я не стану ничего делать, пока ты не окажешься в безопасности. Слышишь? Ступай домой! Я позабочусь о коте.

Придерживая меня, она помогла мне встать на лестницу. Я посмотрел на нее. Взгляд у мамы был грустный, покорный… Словно она понимала, что должно случиться, и решила не противиться. Но ведь это невозможно, правда? Она не могла знать! Если бы знала, разве осталась бы там?

Я спустился на четыре ступеньки и спрыгнул на землю. Помчался в дом, по лестнице взлетел на второй этаж и подскочил к окну, откуда был виден дуб. Сначала я ничего не мог различить и просто таращился в темноту, но потом вспыхнула молния. Мама шла по большой ветке дуба, держась за сучки над головой. Никогда прежде она ничего подобного не делала.