ратных людей. Воеводы наградили атамана и поручили ему занять переправы на Переволоке между Волгой и Доном, чтобы обезопасить «повольный торг» на Волге и защитить ногайцев от воров. Стрельцы разбили лагерь неподалеку от Переволоки на реке Елаш-Иргизе.

Прибытие воинских сил на земли казацкой вольницы на Волге вызвало негодование в станицах. Собравшись в большом числе, недовольные казаки двинулись к Переволоке. Они послали за Филимоновым, говоря, что и они «служат государю». Прославленный атаман поддался уговорам и явился на войсковой круг, где был убит по приговору «товарищества». Вслед за тем «воры» напали на царскую судовую рать, перебили воинских людей и захватили казну. Казанские воеводы выслали на Переволоку отряд, но казаки не приняли боя и бежали на Дон.

Московские власти употребляли всевозможные средства, чтобы привлечь казаков на постоянную военную службу. Их усилия давали определенные результаты, Гарнизоны пограничных крепостей непрерывно пополнялись казаками либо людьми, «прибранными» в казаки. Они получали от казны содержание, иногда небольшие пашенные наделы.

Однако население, обитавшее в «диком поле», не желало расставаться с вольной жизнью и решительно отказывалось от присяги царю. Беглый люд не заманить было на царскую службу никакими посулами. Там, где власть принадлежала воеводам и приказным, беглого холопа или крестьянина могли опознать и выдать головой прежним господам. Ермаку, как уроженцу крестьянской северной волости, не грозила такая опасность. Но у него не было шансов преуспеть на государевой службе. Ни в молодости, ни в зрелые годы Ермак не мечтал о службе «за присягой».

АТАМАНСКИЙ ЧИН

С тех пор как русские войска заняли Казань и Астрахань, а Ногайская орда признала себя вассалом царя, на казачьих окраинах в Нижнем Поволжье наступило затишье.

Минула пора юности Ермака, пришли «совершенные лета». Ермолай почти не вырос, но раздался в плечах. В нем трудно было узнать прежнего деревенского паренька, каким он явился с далекого Севера.

Прежний «чур» сам стал казаком. В его руках было оружие, добытое в бою. В окрестностях станицы Ермак сделал заимку и основал курень.

Казаки говорили, что кормят их трава и вода. Не раз Ермак отправлялся в глубь степи и возвращался с богатой добычей — захваченными у ногайцев лошадьми.

Теперь у Ермака было не меньше «молодых товарищей», чем у любого из старых казаков. «Чуры» пасли его табун, помогали промышлять зверя и рыбу.

Отправляясь на охоту, станичник оказывался наедине с девственной природой. В высоких степных травах едва видны были рога пасущихся буйволов. В лесах и лугах водились зубры, олени, дикие козы и кабаны, по берегам рек и озер гнездились птицы: дикие гуси, журавли, лебеди. В пору цветения степных трав повсюду слышно было жужжание диких пчел, селившихся в дуплах деревьев, в ямах у корневищ.

Подлинными кормильцами для казака были реки. С наступлением весны рыба огромными косяками устремлялась из моря на нерест вверх по Волге и ее притокам.

Край кишел богатством, но ничего нельзя было получить от природы без каждодневного упорного труда. С осени казаки отправлялись по своим куреням. Лишь немногие оставались в станицах, чтобы нести сторожевую службу. Ближе к лету станичники начинали готовиться к дальним походам.

Став полноправным членом степного братства, Ермак не пропускал ни одной сходки. Прежде он слушал речи старых казаков на круге, теперь сам подавал голос.

Когда «товарищество» принимало в свою среду казака, никто не спрашивал его о прошлом. Ни привилегии рождения, ни прежний чин не ставились ему в заслугу. Всяк должен был на деле показать, на что способен, и тем самым завоевать доверие круга.

Война была суровым испытанием для любого атамана и казака. Если по вине вождя или из-за его недосмотра станица возвращалась из похода с уроном, потеряв много товарищей, его прогоняли с круга.

Но атаман был не только первым из удальцов. На его долю приходилось множество забот. В станицах не было ни «судсек», то есть помещичьей управы, ни «судебника». Атаман должен был обладать природным чувством справедливости и решать дела без обычной московской волокиты, мгновенно, сообразуясь с неписаным обычным правом и мнением всего «товарищества».

Ермак стал атаманом сравнительно молодым. Ему было лет тридцать или немногим более того. Никто не знает, при каких обстоятельствах казаки избрали его своим предводителем. Достоверно известно лишь одно: получив атаманский чин, Ермак сохранял его многие годы.

Стихия войны влекла к себе Ермака подобно магниту. Но товарищи ценили его не только за доблесть, презрение к смерти. В обыденной мирной жизни Ермаку никогда не изменяло чувство справедливости.

На всю жизнь врезался в память Ермака тот день, когда он впервые стал у знамени посреди станичной площади. В собравшейся толпе не прекращались шум и крики. Есаул с трудом утихомирил буйство и спросил: «Желает ли товарищество по старым обычаям выбрать атамана и кого желает выбрать?»

Кричали разное, но большинство было явно за Ермака. На новое обращение есаула казаки подтвердили, что желают Ермака, и в знак одобрения побросали в воздух шапки. Избрание совершилось.

Простой и суровой была жизнь вольницы. Такими же были ее нравы. Церемония посвящения атамана сопровождалась взрывами хохота, от которого дрожали стены мазанок и шалашей, окружавших площадь.

Ермак стоял у знамени с обнаженной головой, а казаки подходили к нему с поздравлениями один за другим. Они шли к нему без подарков по случаю вступления в должность. Всяк казак склонялся перед атаманом, но лишь для того, чтобы зачерпнуть горсть земли.

После недавнего дождя на площади стояли лужи, и шутники норовили зачерпнуть полной пригоршней грязь. Прах и пыль сыпали на голову новоиспеченного атамана.

Вольное братство напоминало предводителю, что власть ему дана по воле «товарищества» и может быть в любой момент отнята.

Со времени первого избрания Ермаку много раз приходилось покидать круг с головой, обсыпанной землею. И он усвоил на всю жизнь главный закон «товарищества»: не возноситься гордостью, но верно служить общему делу. Ермак шел на любой риск, чтобы прийти на выручку последнему из станичников. К тому же он был на редкость удачлив на войне.

Многие из тех, с кем Ермак начинал службу в «диком поле», давно сложили голову. Токмака не брали ни пуля, ни сабля, хотя шрамов на теле у него было предостаточно. Когда Ермак основал свое зимовье на Волге, казачье войско еще не расправило крылья. Но в среде старых казаков уже сложился свой кодекс чести. Ермак твердо следовал его неписаным законам.

После покорения Казани Россия обратила взоры в сторону Балтийского моря, Начавшаяся война превратила Восточную Прибалтику в арену борьбы между