КАЗАНСКАЯ ВОЙНА

Молодость Ермака пришлась на время знаменитой Казанской войны. Войну с Казанским ханством Иван IV начал вскоре после того, как принял царский титул.

Писатель и воин Иван Пересветов не раз выражал недоумение, как великий государь русский может терпеть «под пазухой» казанскую подрайскую землицу и почему приемлет от нее «кручину великую». В своих набегах казанские и крымские феодалы не раз проникали в глубь русской земли. «От Крыма и от Казани (от их нападений. — Р. С.), — горько жаловался царь Иван, — до полуземли пусто бяше».

Первый поход на Казань начался среди зимы. Дождавшись морозов, полки двинулись в путь по накатанной зимней дороге. Прослышав о приближении царской рати, на Волгу потянулись вольные казаки с ближних рек. Неожиданно в разгар зимы наступила оттепель и прошли дожди. Оттепель застала русских на берегах Волги неподалеку от Казани. Царь не желал отменять поход и приказал начать переправу. Но лед подтаял и во многих местах ломался под тяжестью пушек и ратников. Потеряв много людей, Иван IV «со многими слезами» вернулся в Москву.

Два года спустя царь привел свои рати к самым стенам Казани. На этот раз на помощь полкам явилось больше казаков, чем прежде. Некоторые атаманы не поспели к Казани вовремя.

Наступление было плохо подготовлено, и, простояв у Казани одиннадцать дней, воеводы повернули прочь.

В 1552 году столичное население вновь провожало ратных людей в поход. Крымский хан пытался помешать планам царя. Он устремился к Москве и вышел в район Тулы. Но тут воеводы нанесли ему сильный удар.

К моменту третьего похода на Казань пришло в движение все вольное казачье население на пространстве от Дона до Волги. Память об отважных атаманах, бившихся за Казань, долго жила в донских станицах. «В которые время царь Иван стоял под Казанью, — утверждали донцы, — и по его государеву указу атаманы казаки выходили з Дону и с Волги и с Яика и с Терека: атаман Сусар Федоров и многие атаманы казаки ему, государю, под Казанью служили». Вместе с донцами у стен Казани сражались волжские атаманы.

Наступили последние летние дни, когда полки обложили Казань со всех сторон. Татарская крепость располагалась на вершине обрывистого холма у речки Казанки. Под ее стенами зиял ров.

В течение нескольких дней русские соорудили осадную линию из бревенчатого частокола и плетеных корзин — «туров», наполненных песком. Расположив тяжелую осадную артиллерию в непосредственной близости от стен, воеводы подвергли город усиленной бомбардировке. Против главных ворот русские соорудили трехъярусную деревянную башню высотой около 15 метров. С башни пушкари обстреливали город поверх крепостных стен. Искусные мастера соорудили подкоп и взорвали колодцы, питавшие город водой.

На рассвете 2 октября 1552 года мощные взрывы потрясли крепостную стену. В нескольких местах укрепления были разрушены. Русские полки устремились с разных сторон на приступ.

В битве за Казань участвовало много казаков. Воеводы знали их храбрость и использовали там, где больше всего лилось крови. В день решающего штурма первыми к стенам Казани пошли «многие атаманы и казаки и стрельцы и многие боярские люди и охотники». Казаки яростно рубились с врагом в проломах, карабкались на стены по лестницам. Наступавшие в первом эшелоне понесли наибольшие потерн, но задача была выполнена. Захватив привратные башни, казаки и ратники распахнули ворота, через которые в город вступила дворянская конница.

На узких и кривых улицах Казани произошла кровавая сеча. Татарская столица пала.

Фольклор сохранил предание о том, что Казань добыл царю не кто иной, как Ермак. По преданию, царь Иван стоял под Казанью несколько лет, пока на помощь к нему не явились казаки. В поход позвал их Ермак:

Пойдем-ка, братцы, под Казань-город:

Под ним Грозный царь стоит.

У него ли там много силушки,

Он семь лет стоит под Казанию,

Он семь лет стоит, не возьмет ее!

«Казанское взятие» отозвалось в веках гулким эхом. В своих песнях донские казаки славили победителей и даже происхождение свое связывали с давним подвигом. В награду за разгром Казани казаки просили пожаловать им вольный Дон:

Казаки в Казань ворываются,

А орда из ней убирается,

Царь въезжает во Казань-город,

Он там хвалится, прославляется.

Вот Ермак к нему является:

— Чем, Ермак, тебя пожаловать?

— Ты отдай, государь, нам Тихий Дон,

Снизу доверху, сверху донизу,

С его реками и вершинами!

Какой бы красивой ни была легенда, приходится расстаться с ней, если она не подкреплена фактами. Ермак Тимофеевич стал известным атаманом лишь через десять лет после «казанского взятия». Если он и был под Казанью, то разве что в молодых товарищах у старых казаков. По молодости никакой самостоятельной роли играть он не мог. Наивной сказкой выглядят сведения о том, что под Казанью Ермолай впервые в жизни предстал пред ясны очи батюшки-царя Ивана Васильевича.

Ермак явился в волжские станицы, как многие другие беглецы, в худеньком крестьянском армяке со множеством заплат, в лаптях и старой шапке. Он не сразу стал полноправным членом степного братства. Нищенская сума не могла заменить ему оружия на поле брани или промысловой снасти на хуторе или заимке. Подобно прочим беглым «робяткам», Ермолай начал станичную службу, подрядившись в товарищи или «чуры» к старому, бывалому казаку.

Молодые товарищи учились у опытных станичников и служили им. Они чистили оружие, носили сумки с пулями и прочим припасом, заряжали пищали и подавали бойцу на поле боя.

В мирные дни и на войне молодой товарищ, или «чур», делал любую черную работу: варил кашу, прибирал хату, стирал казачьи рубахи, латал чоботы.

У многих старых казаков служил Ермак в товарищах, но первого из них запомнил на всю жизнь. На привале у костра тот любил вспоминать жизнь в боярском тереме и походы в боярской свите. Боевой поел ужи лец[1] холоп бился с литвой у стен Стародуба, не раз стоял против крымцев на тульской окраине.

После смерти боярина, в голод, вдова прогнала холопов со двора, и с другими удальцами он бежал на Волгу, побывал в татарском плену и чудом выбрался из крымских аулов.

Старый казак научил крестьянского сына владеть с одинаковым искусством луком и пищалью, искать в траве следы промчавшихся как ветер кочевников, читать книгу природы не хуже любого обитателя степи.

Быстро промчалось для Ермака время ученья. Он без труда усвоил обычаи