Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А дети есть?
– Сын Генри, ему двенадцать.
Ребекка кивнула, как будто эти слова подтверждали что-то такое, что было понятно только ей одной. В это время на письменном столе зажужжал зуммер.
– О, отлично! – обрадовалась Ребекка. – Это, наверное, Рон.
Видимо, Рон и был фотографом. Грейс поднялась, чтобы впустить его.
Он стоял в вестибюле в окружении тяжелых металлических ящиков и набирал какое-то сообщение в тот момент, когда она открыла дверь.
– Привет, – произнесла она скорее для того, чтобы привлечь к себе его внимание.
– Привет, – негромко отозвался он и взглянул на нее. – Рон. Вам сказали, что я приеду?
– Здравствуйте. – Она пожала ему руку. – Что, без прически и косметики?
Рон посмотрел на нее как-то странно, словно не мог понять, шутит она или нет.
– Шучу. – Грейс рассмеялась, втайне расстроившись, что не причесалась, как надо, и не воспользовалась косметикой. Она еще раньше позволила себе пофантазировать насчет всего этого. – Ну, заходите.
Он прошел вперед тяжелой поступью, занес два ящика, затем вернулся за остальными. Он был примерно одного роста с Джонатаном и фигурой тоже походил на него, как подумала Грейс, если бы ее муж волне сознательно не выпячивал свое брюшко.
– Привет, Рон, – поздоровалась Ребекка, подходя к двери, ведущей в кабинет. Все трое сгрудились в прихожей, которая была еще меньше, чем кабинет. Казалось, Рона огорчила обстановка: два стула в миссионерском стиле, коврик навахо и старые номера «Нью-Йоркера» в напольной плетеной корзине.
– Я думала, там, в кабинете, – сказала Ребекка.
– Давайте посмотрим.
Делать снимки в кабинете, конечно, оказалось лучше. Рон принес прожектор, свернутый белый экран и еще один ящик, из которого начал вынимать фотокамеры. Грейс стояла у кушетки и нервничала. Она оказалась чужой на собственной территории и молча наблюдала, как гости перенесли в прихожую ее кожаное кресло. Рон задвинул письменный стол подальше, чтобы установить освещение – горячую яркую коробку на высоком хромированном штативе, затем втиснул экран в пространство на противоположной стене и закрепил его.
– Мне обычно помогает ассистент, – коротко пояснил он.
«Низкооплачиваемый заказ, – тут же подумалось Грейс. – И несрочный».
– Миленькие цветочки. На фоне этой стены будут смотреться отлично. Я перемещу их в кадр.
Грейс кивнула. Ох уж эта Сарабет. И правда же, удивительно!
– Вы хотели бы… – Рон замолчал и посмотрел на Ребекку. Та стояла, скрестив руки на пышной груди.
– Немного привести себя в порядок, – закончила Ребекка вместо него, успев перевоплотиться в фоторедактора.
– Да, конечно.
Грейс оставила их и отправилась в крохотную уборную, настолько тесную, что как-то одна весьма тучная клиентка здесь впала в истерику со слезами. К тому же тут было довольно темно. Грейс сейчас пожалела об этом. Ведь даже если бы и знать, как магическим образом перевоплотить себя нынешнюю в себя ту самую, которая достойна предстать перед глазами читателей журнала «Вог», она сильно сомневалась, что ей удалось бы справиться с этой задачей в столь маленьком помещении при тусклом освещении.
Желая хоть как-то исправить положение, Грейс решила умыться с туалетным мылом, после чего вытерла лицо бумажным полотенцем. Никакого видимого эффекта это не произвело. Она уставилась на свое чистое, такое знакомое лицо, и все внутри у нее опустилось. Грейс достала из сумочки тюбик с тональным кремом и растерла крем под глазами. Однако лучше от этого не стало. Теперь она походила на утомленную женщину с размазанным под глазами тональным кремом. Да кто она такая, чтобы настолько презрительно относиться к «Вог»?
Наступил ли достаточно серьезный момент для звонка Сарабет? За последние несколько месяцев Грейс поняла, что ей не хочется отвлекать своего агента от настоящей работы, то есть работы с настоящими писателями. Другими словами, было бы неправильно прерывать, например, встречу с лауреатом национальной премии литературных критиков, для того чтобы спросить, стоит ли ей – Грейс – тайком сбежать в ближайший салон красоты и попросить кого-нибудь из специалистов быстренько привести в порядок ее лицо. И что насчет прически? Оставаться ли ей в своем привычном образе – тугой пучок, прилизанные волосы, сколотые при помощи довольно толстых длинных шпилек (такие использовали когда-то для пластиковых бигуди, поэтому теперь их с каждым годом все труднее и труднее доставать). Или распустить волосы и расчесать? Но так она всегда ощущала себя неопрятной и сама себе казалась девчонкой.
«Радоваться надо, – уныло подумала Грейс, – что я могу выглядеть, как девчонка».
Конечно, она была не девочкой, а вполне зрелой женщиной, самодостаточной и в чем-то даже утонченной, с массой обязанностей и привязанностей. Она уже давным-давно обозначила для себя некие критерии своей внешности и сознательно оставалась в этих рамках. Она даже испытала облегчение оттого, что не приходилось бесконечно менять стиль в поисках более приемлемых вариантов или же стремиться к высотам идеальной красоты. Грейс понимала, что большинство людей считают ее сдержанной и суховатой особой, но это ее ничуть не беспокоило. Ведь существовала и другая Грейс, которая носила джинсы, жила в доме у озера и распускала волосы, как только возвращалась домой с работы. Но только эта Грейс не выставлялась напоказ всему свету. Она была в достаточной мере молода и довольно привлекательна. И вполне компетентна. Хотя…
Что касается пункта, связанного со славой, то этот момент тоже приближался. Вот бы нанять актрису (повыше и посимпатичнее самой Грейс!), чтобы та сыграла бы роль автора ее книги. Актриса надела бы наушник, а Грейс подсказывала бы ей нужные слова («В большинстве случаев ваш потенциальный супруг очень скоро расскажет вам все, что вы должны были бы узнать…»), а Мэтт Лауэр или Эллен Дедженерес только бы убедительно кивали. «Но я уже большая девочка», – подумала Грейс, машинально вытирая пыль с зеркала тыльной стороной ладони, и вернулась в кабинет.
Ребекка сидела в кресле Грейс, уставившись в экран своего телефона, журнальный столик чуть сдвинули углом от кушетки, а вазу с розами и гранки ее книги
