Сразу за стеллажами наверх уходили крашенные темной краской деревянные ступени, а в углу под лестницей располагалась неприметная дверь, скрывшая за собой все блага цивилизации (а проще говоря, душевую, прачечную и санузел с пятью унитазами).

Позавидовав доносившемуся из-за двери плеску воды и довольному мурлыканью Вероники, я отправилась изучать второй этаж. Ступеньки приветливо скрипели, словно радуясь гостям. Вдруг мне на мгновение подумалось, что дом за мной наблюдает. И что это не я изучаю его, а он меня…

Стараясь не обращать внимания на странный холодок, внезапно поселившийся в животе, я поднялась на последнюю ступеньку и огляделась.

Небольшой квадратный коридорчик. Две двери. Деревянные стены украшали два бра и картина с натюрмортом. Придирчиво оглядевшись, я заметила в потолке квадрат люка. Чердак? Вот только нет ни лестницы, ни возможности добраться до него…

Ну и ладно!

Решив не заморачиваться особенностями местной архитектуры, я оставила чердак неисследованным, толкнула одну из дверей и очутилась даже не в маленькой, а в крошечной спальне.

Честно! В комнатке помещались лишь кровать, комод и стул. Один. А в стене блестело чистотой стекло окна. Если бы не рамы, я решила бы, что стекол нет!

Распахнув ставни, я с наслаждением вдохнула необычайно свежий воздух, напоенный ароматом дождя, роз и леса.

– Маш? Ма-аш, ты где?! – Вероника, кажется, вдоволь наплескалась, и теперь ей захотелось общения. За то недолгое время, что мы были знакомы, я обнаружила в ней одно ценное качество: она не умела долго дуться и из всякой ситуации могла извлечь максимум удовольствия. – Машк? Ты куда подевалась?

Не отстанет!

Я вышла из комнаты и сбежала вниз.

– Тут я. Дом изучала. Так здорово! Такой воздух! И стены обиты свеженькими досочками!

– Угу. Как в бане! – снисходительно поддакнула она, обернув полотенцем влажные волосы.

– Ничего ты не понимаешь! Да я, может, всю жизнь мечтаю жить в таком доме и заниматься переводами в кресле у разожженного камина. – Я прошла за барную стойку и, взяв с полки две маленькие кружечки, наполнила их из кофеварки ароматным, густым кофе.

– Ха, проблема! Ты можешь попросить матушку или бабулю устроить тебе такую жизнь. У меня, к сожалению, нет богатых родственников. Вот и приходится искать того, кто обеспечит мне уют, – отбросив в кресло полотенце, подруга запахнула махровый халат и, затянув пояс, тоже подошла к стойке.

– Нет. – Я придвинула ногой высокий стул и уселась. – Ни за что. Я не возьму ни копейки из денег матери. Они не ее.

– Подумаешь. – Вера подсела рядом. – Если ты винишь ее в том, что она использует для комфортной жизни деньги тех, кто время от времени оказывается в ее постели, скажу тебе прямо – ты не права! Твой отец умер. Горе. Но нужно жить дальше. Нужно обеспечивать жизнь тебе и бабушке.

– А ты знаешь, что бабуля взяла маму из детского дома? – Я не хотела этого говорить. Не то чтобы это было тайной… Просто об этом факте из истории моей семьи всегда умалчивалось, но сейчас словно черт тянул меня за язык! – Воспитала ее, но она ей не мать. Как-то раз бабушка обмолвилась, что во время войны ее собственная мать бежала из Румынии, долго скиталась по Европе, пока однажды волей случая ее не занесло в Советский Союз, но и тут счастья она не нашла, была арестована, сослана в лагерь, где и умерла, оставив дочь совсем одну. Как бабуля выжила, я не представляю. Спасибо тому, кто отвел ее в детский дом. Потом, когда бабушка выросла, она решила взять на воспитание из того же детского дома девочку.

Подруга задумчиво побарабанила длинными пальцами и вдруг спросила:

– А у нее есть свои дети?

Я покачала головой.

– Нет. Она никогда не была замужем из-за какой-то трагедии, произошедшей с ней в юности, и всю жизнь отдала воспитанию приемной дочери, затем моему, и изучению своей страны и рода, к которому якобы принадлежит.

– И что это за род? – Подруга тоже взяла кружку.

Я сделала несколько глотков и с сожалением отставила опустевшую чашечку. Вкусный кофе!

– Ее имя София Береш-Вайнская. Но в России решили ограничиться записью в метрике «Софья Александровна Береш».

– Стоп! Ты хочешь сказать, что дневник, который попал к тебе в руки, принадлежит кому-то из ее семьи? – Вера вытаращила на меня изящно подведенные глаза.

– Ну… – Я усмехнулась. Любила подруга такие эффектные ходы. – Я бы заменила слово «семья» на слово «род». Из семьи у нее, наверное, уже никого и не осталось. Если не считать, конечно, нас с мамой.

– Это просто «вау»! – Верка одним глотком выпила кофе и, по-моему, даже не заметила этого. – Теперь я понимаю ее мотивы! Вот почему, когда обнаружился дневник этого Валдиса…

– Владислава! – поправила я.

– Какая разница? – отмахнулась подруга. – Вот почему она вцепилась в него мертвой хваткой и сразу же направилась к декану, чтобы он, не упоминая ее, отдал эту работу тебе!

– И почему?

– Как ты не понимаешь? Во-первых, это такой шанс для тебя остаться на практике в институте, и она, как любящая бабушка, не встанет на пути у своей внучки, во-вторых, она всегда незаметно будет в курсе и, может быть, узнает кое-что из истории рода.

Я согласно кивнула. Впрочем, эти мотивы мне стали понятны еще в самолете, но теперь обида сменилась пониманием и желанием улыбнуться. Что ж, если я здесь – нужно сделать работу на «отлично».

Вера поднялась, сунула чашку в мойку и прошлась по комнате.

– До званого ужина еще два часа! Ума не приложу, чем мне заняться?

– Ну… лично я пойду в душ, а после, если будет время, намерена сесть за работу. – Я тоже встала и направилась к спрятанной под лестницей вожделенной двери, но прежде чем скрыться за ней, обернулась и указала на небольшую панель телевизора, висевшего на стене над камином. – Ты можешь посмотреть тв.

– Ага! Местное? И что я там пойму?

– Тогда… вариант второй и последний – попробуй все же ознакомиться с предстоящей работой. – Я указала на свою сумку, одиноко лежавшую на кресле. – Все доки в ноуте. В папке «Вайнские князья». Рабочий стол.

Воспоминания, как плети,

Терзают плоть, пытают разум.

И с каждым прожитым столетьем

Я прошлым сторицей наказан.

«…Дневник… Сегодня я нашел мой дневник – старую тетрадь, в которой осталось довольно много чистых листов. Боги, сколько пережитого в нем скрыто. Сколько воспоминаний набросилось хищными зверями, разрывая на части душу. Только с ним я мог делиться переполняющей меня пустотой, именуемой жизнью.

Не знаю, кем и за что мне было уготовано родиться в семье Вайнских князей единственным наследником, но младшим ребенком. Две старшие сестры, близняшки Гертруда и Вероника, казалось, ненавидели меня всем сердцем. Мати этого просто не замечала. Возможно, с моим рождением связана какая-то тайна – не знаю. Дворовые шептались, что отец мой попросту исчез еще до моего рождения.