— Раньше вы избегали этой темы, но сейчас мы наедине и вы уезжаете. Так честно скажите, что вы думаете о Викке?

Жасмин вздохнула:

— Да какая разница?

— Но ведь Викка — это...

— Алайя не скрывала своего расстройства, — это же смысл существования нашего поселения, причина, по которой оно было создано. Если вы здесь не из-за Викки, то почему тогда здесь? — Она помолчала. — Или, если хотите, зачем вы здесь жили?

— Я не говорила, что мне не нравится Викка. Это... жизнеутверждающая система взглядов. Теологически она не глупее христианства, и если кажется такой, то лишь потому, что не имеет за плечами двухтысячелетней истории. Она вызывает здоровые эмоции точно так же, как и любая другая религия, с которой я знакома. Ее ритуалы не настолько тщательно проработаны, как в более древних религиозных культах, хотя это тоже скорее положительная черта. Но поймите, Алайя, когда внешняя сторона доктрины и подробности ритуалов становятся для вас важнее, чем связь с божественным — для чего, собственно, и осуществляется служение, — тогда вы начинаете превращать Викку в некое подобие древних авторитарных религий, которые так презираете на словах. Я не верю в вашу Богиню, Алайя. И я не верю в христианского Бога. Я верю лишь в то, что сама почувствовала. В юности я искренне считала, что именно такое называют Господом. А поселившись здесь, некоторое время думала, что это может оказаться и викканской Богиней. Но сегодня я признаюсь, что столь же далека от понимания, и у меня даже нет слов для обозначения этого. А когда вы настаиваете на том, что я должна слепо верить записанному вами на бумаге или проговариваемому во время своих ритуалов, тогда вы теряете меня, Алайя. И, очевидно, множество других людей.

Алайя прикусила нижнюю губу:

— Спасибо за откровенность.

— Надеюсь, это кому-нибудь поможет.

— Хорошо. С этим все. — Алайя с видимым усилием сменила тему разговора. Когда она заговорила снова, то явно нервничала. — Есть кое-что еще, что я хотела с вами обсудить, если у вас найдется минутка. Я очень быстро.

— Пожалуйста. У меня еще полчаса в запасе, чтобы успеть на «Пулю».

— Меня интересует, как вы попали к нам три года тому назад.

— Разве этого нет в моем личном деле?

— В личном деле указано очень мало. Марта записала в нем два коротеньких абзаца, объясняя ваш прием личными обязательствами. Мистер Макги что-то сделал для нас около десяти лет назад. Несомненно, что-то важное, но об этом в досье вообще ни слова. А три года назад он подал прошение, чтобы вас приняли в общину. Думаю, вы единственная женщина из всех, кто когда-либо жил здесь, чье прошение было представлено от лица мужчины. — Жасмин кивнула:

— Марта так и сказала.

Алайя выжидающе смотрела на нее. Жасмин держала паузу, непрерывно улыбаясь. Когда истекло двадцать секунд, она тихо произнесла:

— Я научилась этому от отца. Он часто так поступал. Молчал и ждал, пока люди сами не заговорят. Я была совсем маленькой, но уже тогда меня удивляло, как часто такое срабатывает.

— Но с вами так не получится, верно? Вы не собираетесь рассказать мне, как попали в поселок? Жасмин покачала головой:

— Это было частным соглашением — между мной, мистером Макги и Мартой. Марта умерла, а с Макги я не смогу связаться, даже если от этого будет зависеть жизнь.

Алайя кивнула, и, поколебавшись, резко произнесла:

— Вы настоящая.

Жасмин осторожно спросила:

— Простите?

— Многие женщины, исповедующие культ Викки, занимаются оккультизмом, рисуют магические круги и пентаграммы, но они... — Алайя замялась, очевидно подбирая слова. — Многие из них — да почти все, черт побери! — просто обманывают себя. Но вы настоящая, в вас что-то есть. Во мне тоже есть немного, но достаточно для того, чтобы понять, когда заклинание сработало, круг замкнулся правильно. Иногда я осознаю, о чем люди думают и что чувствуют. Но когда вы входите в комнату, где нахожусь я, раздается звук... нет, даже не звук, а гудение тысячи пчел, и я ничего не слышу. Люди лгали мне в глаза, но рядом с вами я этого не понимала.

Жасмин задумчиво кивнула. Не считая Алайи, в поселке она встретила еще троих, обладавших неким подобием Дара. Но подавляющее большинство женщин здесь не имело и намека на настоящие способности, да и те трое, похоже, слабо представляли, как распорядиться своим зачаточным Даром.

— Я понимаю, о чем вы, — тихо проговорила Жасмин. — Я ощущала в вас то же самое.

— Вы лжете, — без злобы ответила Алайя. — Я настолько же отличаюсь от вас, как Мэрией Лайзачайлд от меня. Она считается самым популярным телепатом в поселке, но Мэрией мошенница, и мы обе отлично знаем это. — Она сделала паузу. — У вас зеленые глаза.

Жасмин с тоской подумала о том, что уже знает, чем это все кончится.

— И что с того?

— Вы родились с такими?

Жасмин долго сидела молча, позволив вопросу повиснуть в воздухе, потом сказала:

— Кажется, мы закончили?

— Я так не считаю.

Жасмин холодно посмотрела на собеседницу:

— Что вы имеете в виду?

Менее самоуверенная особа приняла бы во внимание предупреждение, прозвучавшее в ее голосе. Алайя Гюртраг пошла напролом.

— В две тысячи шестьдесят втором году двое геников из семейства Кастанавераса, были похищены из Комплекса Чандлера на Манхэттене, до того как Комплекс уничтожили ударом из космоса. Что потом произошло с этими детьми, так никогда и не выяснилось. А вы...

Перед глазами Жасмин за одно мгновение промелькнули тысячи образов и событий. Она ощутила, как пахло от матери Алайи, почувствовала ровное, безмятежное тепло, исходившее от ее отца. Увидела его улыбку, узнала спокойную решимость перед лицом опасности, уверенность в том, что дочь сможет справиться со всеми трудностями. Разделила непреходящую боль потери, лишь тринадцать лет спустя утратившую первоначальную остроту, — ту особенную боль утраты любимого человека, научившего ее читать, хвалить ее первые картины и утешать, когда ей было двадцать и она рассталась со своей первой любовью...

Жасмин мягко высвободилась, отчасти недовольная тем, что Алайя все-таки сумела навязать ей телепатический контакт.

— Мне очень жаль, Алайя. Но то не моя вина. Голос Алайи слегка дрожал.

— Мои родители пропали во время Большой Беды.

— Я знаю и сочувствую. Но и мои погибли.

Алайя кивнула, не сводя глаз с Жасмин, и ее правая рука скользнула под край стола. Жасмин Мартинес негромко проговорила:

— Пожалуйста, не делайте этого.

Алайя быстро облизнула губы, очень правдоподобно изобразив на лице выражение совершенной невинности.