Поначалу она просто летела вперед, не разбирая дороги, но потом, отдышавшись, поняла, что, сама того не сознавая, пошла по направлению к храму Луншань. Когда Саша была еще ребенком, они с бабушкой часто гуляли там, любуясь узорчатыми скалящимися драконами на пагодах. Память, словно насмехаясь над своей хозяйкой, коварно подкидывала ей непрошеные воспоминания: вот здесь Тьян Ню купила ей томаты в карамели, нанизанные на тонкую палочку, а вот тут, у этой тумбы, они с ней сидели после того, как девочка, тогда еще совсем малышка, упала и ободрала коленку. В тот раз Тьян Ню, тихо улыбаясь, присела на корточки и сказала внучке очень нежно, переплетая русские слова с французскими:

– Сейчас подуем на ссадину – и все пройдет, да, ma petite soeur? Ну не плачь, не плачь, лисичка.

Александра сглотнула и совсем не удивилась, почувствовав, как потекли по щекам непрошеные слезы. Не глядя по сторонам и почти ни о чем не думая, она поспешила к перекрестку и вдруг резко остановилась. Небо над Тайбэем, обычно ярко-синее, пронзительное, внезапно потускнело и нахмурилось.

Девушка застыла на одном месте, а потом прижала ладонь ко рту. В Сан-Франциско она отвыкла от прихотливой тропической погоды, забыла, что в Тайбэе всегда надо быть настороже: солнечная безмятежность тут быстро и стремительно сменялась бурными, но недолгими ливнями. Вот и сейчас вдалеке мрачно зарокотало, листья на деревьях тревожно зашелестели, трепеща под порывами ветра.

– О нет, – с изумлением и испугом выдохнула беглянка.

И тут пошел дождь. Хлынуло так, будто боги разом опрокинули на Тайбэй огромные кадки с водой. По мостовой заструились ручьи. С веселым звоном капли застучали по лужам, заколотили в стекла офисных зданий, запели, забормотали.

Саша растерянно заморгала. Еще минуту назад она выглядела вполне достойно, и вот в один миг летний ливень превратил ее в… в… пугало! Волосы прилипли к лицу, светлый костюм неприлично облепил тело, повис намокшей тряпкой.

Тихо взвизгнув, девушка прикрыла голову руками и огляделась. Вдоль дороги бесконечным рядом тянулись сверкающие стеклом офисы, но на другой стороне улицы Сян Джи углядела какое-то кафе. Призывно помигивая рекламной вывеской, оно обещало если не спасение, то хотя бы временную передышку.

Покачиваясь, потому что подошва босоножек вмиг стала скользкой, девушка побежала к спасительному укрытию. Пешеходный переход был пуст. Вытирая ладонями мокрое лицо, стряхивая с рук капли и шипя себе под нос, Саша шагнула на дорогу – и вдруг монотонное перешептывание дождя разорвал резкий скрежет, и что-то темное и, как показалось девушке, огромное стремительно рванулось сквозь дождевую пелену.

Она закричала. И в этот же момент тяжелый, сверкающий хромированными деталями, хищный байк вынырнул из ливневой хмари. С тонким, визжащим звуком колеса его проехались по мокрой мостовой, и железный зверь застыл в двух шагах от оторопевшей девушки, обдав несостоявшуюся жертву дорожного происшествия несколькими литрами грязной воды. Запахло паленой резиной.

Александра попятилась, пытаясь сохранить равновесие, поскользнулась и с тихим проклятием рухнула в лужу.

– Хей! – раздался откуда-то сверху насмешливый голос. – Где ты позабыла свои мозги, а, принцесса? Или жить надоело?

Онемев от ярости, негодования и острого желания убить незваного шутника с особой жестокостью, девушка подняла голову – и застыла.

Империя Цинь, 207 г. до н. э.

Люси

– Хулидзын[7]! Хулидзын!

– Что развизжались, поганцы! – сплюнув, Люся попыталась одновременно и сама увернуться от летящего комка глины, и сестру прикрыть. – У-у-у, быдло узкоглазое! Пшли прочь, хамы!

Она крутанулась на месте, как в танце, взмахнув песцовыми хвостами, и зашипела. Галдящие вокруг китайцы, над головами которых колыхался целый лес убийственных на вид орудий навроде вил, граблей и цепов, разом отшатнулись, залопотали, застрекотали. Люся с тоской огляделась. Они с сестрой стояли по щиколотку в жидкой грязи, мокрые и грязные с головы до пят, а вокруг бесновались аборигены. Проклятые китаезы окружили девушек таким плотным кольцом, что никакой лазейки для бегства не смогла бы отыскать даже настоящая лисица.

– Хулидзын!

Нападать местные пока не рисковали, боялись чего-то – может, в первый раз белых видят? – но закидать двух странных женщин камнями никакой суеверный страх им не помешает, верно? Ишь как стрекочут, подбадривают друг дружку… Злобно клацнув зубами на самого наглого пейзанина, сунувшегося к ним с каким-то коромыслом, Люся истерично фыркнула. Вот тебе и спаслись! Если первый же встречный с ходу материт по-своему: «Хули, хули!»

– Люсенька… – вдруг позвала сестра.

И голос у нее был такой странный, что Люся замерла, а потом уставилась на сестру вытаращенными от изумления глазами. В голове у девушки словно что-то щелкнуло, в ушах загудело, зазвенело… а потом сквозь шум, гам и звон прорвались те же самые вопли, вот только…

– Лиса! Лиса! – кричали вокруг, но Люся только головой трясла и все спрашивала сестру:

– Танюша? Ты… ты тоже их понимаешь?

Татьяна кивнула и сдавленно пробормотала:

– Да… теперь понимаю. Люсенька, да что же это? Ты только посмотри…

А посмотреть было на что. Сестры не так уж долго прожили в Шанхае, но среди тамошних обитателей Люся повертелась достаточно, чтобы догадаться – с этими крестьянами что-то сильно не так. Достаточно одного взгляда на домотканые одежды с запа́хом, пучки волос на макушках мужчин, соломенные лапти, чтобы понять – светопреставление забросило девушек очень-очень далеко от Китайской республики. Какие-то местные жители были слишком… хрестоматийные. Словно живьем сошли со страниц папенькиных альманахов и монографий. В тех альманахах Люся предпочитала рассматривать картинки, а в монографиях – вычитывать места про древние битвы, оружие, полководцев и «искусство спальных покоев», но даже ее крайне поверхностных знаний хватило для понимания: китайцы вокруг совсем древние.

– Либо нас так крепко приложило, что мы обе бредим… – вслух подумала Людмила, снова показав зубы типу с коромыслом. – Хотя даже в тифозном бараке у меня такого лютого бреда не было… Да что ж ты лезешь, нехристь, со своим бяньданом![8] Ща я тебе его знаешь куда засуну?!

Китаец, заверещав, отпрыгнул, и Люся продолжила:

– Либо мы с тобой, как бы это сказать…

– В прошлом, Люсенька, – неестественно спокойно констатировала сестра. – В очень, очень далеком прошлом…

– Я так думаю, удружил нам папенька с этими рыбками. – Люся скрючила пальцы как когти и выразительно помахала перед напиравшими крестьянами. Те опасливо отодвинулись. – А какой хоть век на дворе, Танюша? Ты на пейзан повнимательней глянь, вдруг да узнаешь чего? Недаром все папенькины труды вызубрила.

– Судя по характерным прическам… – все тем же тоном начала Татьяна, выпрямившись строго, как классная дама, но сестра тут же ее перебила: