– Для меня большая честь оказаться в чем-то полезным вашей светлости, – сказал он по-немецки.

Инкогнито погрозил пальцем.

– Вы меня с кем-то путаете, – ответил он, впрочем, таким довольным тоном, что сомнений не осталось.

– Было очень приятно, господин Каренин, с вами познакомиться, но мы с коллегой… – Ванзаров отдал легкий поклон инкогнито, – …должны спешить. Нас еще ждет незабываемое общение с дамой из поезда. Напомните вашей жене заглянуть к нам на Офицерскую[1], да хоть завтра до полудня.

– Только один вопрос! – попросил Серж, что ему тут же позволили. – Как вы узнали про перстень, господин Ванзаров?

– Ваша жена носит кружевные перчатки. Они так плотно облегают руку, что имеют свойство принимать форму руки и украшений, которые носят на пальцах. На левой руке перчатка была чуть вздута, но на пальце ничего не было. Простая наблюдательность.

– Поразительно, – честно признался Сергей Алексеевич.

– Я много чего замечаю, господин Каренин, – сказал Ванзаров и подмигнул. – Такая у меня странная привычка: наблюдать и делать выводы.

Он вежливо кивнул и пропустил инкогнито вперед. Чиновник полиции с кронпринцем бесследно затерялись в вокзальной толчее.

Носильщик уже вернулся из вагона и терпеливо дожидался с чемоданами на плече и шляпной коробкой, которую на всякий случай держал двумя пальцами.

Серж предложил руку, Надежда Васильевна взяла его под локоть, они пошли к выходу через главный зал вокзала.

– Поразительная история, – сказал он. – Мамин перстень…

– Это просто чудо, – ответила Надежда Васильевна. – Никогда не думала, что полиция умеет так ловко ловить преступников.

Серж посмотрел на нее, но от замечания воздержался. Он вдруг вспомнил, где слышал фамилию Ванзаров. Ему рассказывали, что в столице появился новый сыскной талант, на который в Департаменте полиции возлагают чрезвычайные надежды.

Митя Левин имел счастливую наружность, унаследовав обаяние матери, урожденной княгини Китти Щербацкой, и прямоту и упорство отца. В мать Митя вышел стройностью тела и тонкостью рук, а от Левина взял упрямство, доходящее до фанатизма, и особую нервность характера, выражавшуюся в том, что мог взорваться неистовым бешенством по любому пустяку. Он мог ходить мрачный, понурый, что-то обдумывая и рассуждая сам с собой, а потом в один миг развить бурную деятельность. Беда Мити была в том, что с детства ему внушили слишком высокое мнение о своих талантах, – что случается с долгожданными первенцами. Митя так искренно верил, что дело, за которое он возьмется, должно неминуемо разрешиться полным успехом, что брался за любой проект. Как только проект проваливался с треском, Митя обвинял в этом кого угодно, но только не самого себя. Он считал, что делает все правильно, и мешают ему только обстоятельства, козни врагов да счастье конкурентов. Особенно его возмущала удача, что всегда была на стороне тех, кто, по мнению Мити, палец о палец не ударил. Таких счастливчиков он люто ненавидел, говорил о них в презрительном тоне и никогда бы не признался, что постыдно завидует их счастью.

Все эти мелкие враги были для него лишь сором, мусором под ногами. Настоящий, закоренелый, жуткий, мерзкий и совершенно неуязвимый враг был у Мити один. Враг этот был столь успешен, что Мите оставалось только локти кусать, наблюдая, как враг его богатеет неимоверно, и все у него выходит, как будто родился в золотой сорочке. Враг этот повлиял на жизнь Мити, и потому с ним у Мити были давние счеты. Митя давно подумывал, как бы ловчее подобраться к тому источнику, что исправно кормит его врага. Для этого он предпринял нешуточные усилия. Он просил, умолял, унижался, и наконец ему помогли устроить приватную встречу с одним нужным чиновником.

С самого утра Митя не мог ни есть, ни пить, ожидая, когда наступит полдень. Около Министерства путей сообщения, где было назначено свидание, он прогуливался уже с час, не меньше. Когда до назначенного времени осталось каких-то пять минут, он счел, что может пойти в назначенное место. Поднявшись в отдел, ведавший строительством новых железных дорог, он спросил, где найти чиновника Михаила Вертенева. Ему указали на крохотную комнатку. Митя вежливо постучал, ему предложили войти.

Господин Вертенев оказался чрезвычайно приятным молодым человеком лет тридцати, гладкого вида, при исключительно мягких манерах. Он сразу вспомнил, что его попросили о встрече, и даже был польщен этим обстоятельством. Он разрешил называть себя по-простому Михаилом, на что Митя ответил взаимностью. Чиновник предложил чаю и вообще вел себя чрезвычайно дружелюбно. Теща Вертенева – Долли Облонская – приходилась родной сестрой матери Мити.

Семьи Левиных и Облонских находились в запутанных отношениях. Никакой ссоры не было, сестры любили друг друга, а Стива порой забегал к Левину по старой памяти. Но больших семейных встреч отчего-то не случалось. Возможно, виной тому был характер Константина Дмитриевича Левина, который говорил все, что думает, обо всех, без разбору. В результате Вертенев и Митя были лично не знакомы. В начале беседы они позволили себе несколько минут приятного общения, нащупывая родственные нити.

Злоупотреблять драгоценным временем чиновника Митя не рискнул и быстро перешел к делу. Проект его заключался в том, чтобы получать некоторую информацию, касающуюся железных дорог. Информация была столь ценная, что обладатель ее мог довольно быстро разбогатеть, имея определенную твердость характера и свободные деньги. Мите давно хотелось подобраться к лакомому пирогу, от которого враг его уже откусывал здоровенные куски. Мите же мало было собрать крошки с чужого стола, он рассчитывал проглотить сразу и много, обогатившись в один миг. Он искренне считал, что такое благородное желание Вертенев поддержит. Не без собственного интереса, само собой.

Выслушав Митю, чиновник печально улыбнулся.

– Это прекрасная мысль, Дмитрий, идея отличная, – сказал он. – Вот только одно есть препятствие к осуществлению вашего плана.

– Какое же? Назовите! – потребовал Митя.

– Я ничего не могу, я связан вот так… – Вертенев показал руки, сложенные накрест. – Мой тесть и благодетель, Стива Облонский, является моим начальником. Без его ведома и согласия пальцем пошевелить не смогу.

– Но почему же?! Тут же столько может быть для вас выгоды!

– Потому что эта честь принадлежит совсем другому лицу. Вам известному.

– И ничего невозможно сделать?

Вертенев признался в полном бессилии, пока ситуация не изменится.

– А ежели я переверну эту проклятую ситуацию? – спросил Митя.

– Вот тогда и поговорим. Искренне рад началу нашего знакомства… – сказал Вертенев, изобразив улыбкой полную покорность судьбе.

Взяв извозчика, Серж с тоской наблюдал, как мужик, кряхтя и сопя, пытается увязать багаж половчее. Борьба с вещами закончилась полной победой веревки, которая в три обхвата перетянула чемоданы, и все равно они кренились так, что при повороте могли выскользнуть.